Резервисты

Пограничники открыли огонь резиновыми пулями. Несколько камнеметателей повалились на землю. Дальше толпа получила подкрепление, сзади двое взрослых привели целый класс детей лет десяти- двенадцати, скандируя какие-то лозунги. Их обогнал грузовичок, доверху нагруженный щебнем. Вывалив всю кучу на обочину грузовик уехал, а дети разобрали камни и на нас снова обрушился град булыжников. МАГАВники старались не подпускать демонстрантов близко, поэтому камни в основном не долетали, но несколько штук попали по джипам. Демонстранты попытались подобраться ближе, под прикрытием мусорного контейнера на колесах. Этот «танк» медленно продвигался к нам, но весь асфальт был засыпан булыжниками и битыми бутылками поэтому контейнер еле полз. Вдруг из толпы раздалась автоматная очередь, школьники на какой-то момент шарахнулись в стороны, открывая стрелка. Накачанный палестинец, с узи в руках, на секунду испуганно присел рванулся в сторону, но сразу же получил в голову резиновую пулю от кого-то из пограничников. Боевик рухнул, обливаясь кровью. Автомат перешел в другие руки, кое-где в толпе раздались выстрелы, пограничники резво откатились к нам. И пошло, поехало: палестинцы стреляли, толпа расползалась по сторонам, мы тоже стреляли, но в основном поверх голов, боясь зацепить «мирных». Еще одна граната, зазвенев битым стеклом, разорвалась в нескольких метрах от переднего джипа. Потом народ разбежался, а стрелки, оставшись без живого щита, решили не испытывать судьбу и тоже свалили. Причем, двое вооруженных боевиков нагло влезли в машину скорой помощи. Группа журналистов выстроилась на обочине, около форда с буквами СNN на бортах. Оператор снимал пятна крови на асфальте. Наверное, рассказывали об очередной расправе над мирным населением.

Как только стемнело, блок-пост стали обстреливать сразу с нескольких направлений, но не прицельно, а так, лишь бы не давать нам покоя. Обстрелы повторялись почти каждый час. Сменившись в два часа ночи, я улегся в койку, но сон не шел. Я лежал и непроизвольно прислушивался к воплям раций за стенкой. Каждая из них жила своей жизнью, на разных волнах что-то происходило. Одно из поселений охраняли резервисты, у них там было жарко.

— Говорит шестой, «грязнули»[14] обстреливают шин-гимель (ворота, ивр.), мы не можем высунуться! — надрывался голос в рации.

— Шестой, шестой, отвечайте на огонь, отвечайте на огонь! — требовал командным голосом чей-то бас,

— Не давайте им подобраться ближе!

— Помогите огнем, отвлеките их! — требовал шестой, — Мы не можем высунуться!»

На другой волне перекликались где-то патрули. Вдруг, сквозь весь этот шум густой мужской голос спокойно, как в соседней комнате, произнес на чистом русском: «Михалыч, не спи, к тебе пидарасы ползут». Я чуть не выпал из койки, а голос продолжал давать целеуказания: «Слева, там где тропка в оливковую рощу, как раз две жопы виднеются». «Спасибо, Рувимыч!.- отвечал прокуренный баритон, — Ща, я им организую!». Через пару минут снова заговорил Рувимыч: «Хорош шмалять, Михалыч, куда столько. Убежали они». «Твою мать, — вздохнул обладатель баритона, — опять не попал». «Ничего, ты вроде одного зацепил, он, сука, аж подпрыгнул». Затем воцарилась тишина, видно «пидарасы» решили найти себе другой объект для домогательств. Уже засыпая, я услышал, как голос за стенкой протянул: «Михалыч, ты б сказал жене, пусть халат одевает, когда ночью попить идет, а то отвлекает доблестных бойцов народного ополчения».

На следующий день мы решили организовать экспедицию в ближайшее поселение. Пятница, как никак, конец недели, а у них там «маколет» (небольшая продуктовая лавка, ивр.) есть. Можно вкусного прикупить, запас сигарет пополнить.