Режим бога

- Гхм... Дорогие товарищи! У меня сегодня приятная задача... вручить вам... высокие награды Родины... гхм... за ваш доблестный труд... на производстве, в конструкторских бюро и институтах... гхм... в деле охраны социалистической законности и правопорядка в стране... гхм... В вашей нелегкой работе... гхм... на боевом посту... на переднем крае науки... вы... гхм... доказали всему миру... что...

"Да... что-то Брежнев совсем плох... как он еще четыре года то проправил", - думал я, скорее рассматривая, чем слушая генсека.

В 2013 году меня награждали в Екатерининском зале Кремля орденом "За заслуги перед Отечеством" 3-й степени. Большой зал, много народу, длительная церемония и куча речей. Я тогда ограничился, буквально, двумя короткими фразами и заметил признательный взгляд уставшего и постаревшего президента.

Здесь же небольшой полностью раззолоченный зал, награждаемых всего семь(!) человек, прессы же человек двадцать, четыре телекамеры и две кучки чиновников: одна из престарелых "небожителей", вторая из помощников и референтов, среди которых я заметил маму. Мы встретились глазами, и я подмигнул, состроив успокаивающую рожицу.

Брежнев неуверенной походкой вошел в зал, когда огромные золотые часы, стоящие в углу, начали пробивать полдень и сейчас монотонно, не отрываясь от бумажки, зачитывал слова о своем "глубоком уважении" и "объяснимом волнении" при награждении "лучших сынов советского народа".

Тем не менее я решил придерживаться прежнего плана и воспользоваться, заработанной собственной кровью, возможностью, в полной мере.

Первым вызвали к награждению бледного и потеющего от волнения механизатора из Горно-Алтайска. Невысокий и худой он выглядел потеряно, нервно улыбался и чуть не упал, возвращаясь обратно от Брежнева и задев ногой лежащие на полу провода от камер и микрофонов.

После него вызывали всех по очереди: совершенно седого, но высокого и уверенно державшегося военного конструктора, толстого милицейского генерал-майора, тщедушного пожилого академика, дородную доярку с Кубанщины с блестящими от волнения глазами и шахтера из Кузбасса, постоянно прятавшего руки, с намертво въевшейся в них угольно пылью.

Все награждаемые негромкими словами, мимо установленных микрофонов, благодарили Брежнева и что-то обещали еще больше улучшить, изобрести и обеспечить. Брежнев улыбался и пожимал всем руки, а расцеловался только с седым конструктором и дородной дояркой.

Я оставался последним и уверенной походкой, с отрепетированной лыбой на моське двинулся к Генеральному секретарю ЦК КПСС. Когда его референт называл мою фамилию и повод для награждения все вокруг как-то оживились и "проснулись".

Лицо Брежнева кажется имело только два состояния: усталая улыбка или замершее, как посмертная маска, без эмоций, с устремленным в никуда взглядом. Однако и он оживился, когда услышал говорок помощника и с ответной улыбкой смотрел на подходящего меня.

- Здравствуйте, Леонид Ильич! - звонко отчеканил я.

- Здравствуй, дружок, здравствуй! Так вот ты каков, добрый молодец! - дребезжаще засмеялся Брежнев - как же ты со взрослым бандитом то совладал?

- Трудно было, но в той ситуации было так: кто, если не я?! - мой голос звенел под потолком, привыкшем уже к негромким речам пожилых обитателей этих залов.

- Коммунисты с такими словами... гхм... проходили самые трудные... моменты нашей истории, - сказал Брежнев полуобернувшись в пожилому генерал-майору, постоянно маячившему за его спиной.

- Истинно так, Леонид Ильич! - быстро подтвердил тот.

- Ты, я смотрю, пионер... гхм... - неспеша продолжил Брежнев - а в комсомол... вступать собираешься?

- Я, Леонид Ильич, и в нашу партию вступать собираюсь, если старшие товарищи доверят!

- Гхм... хорошо, - Брежнев доброжелательно улыбался, посматривая на меня, - а учишься ты как?

- В этом году две четверки, следующий год постараюсь закончить только на пятерки, Леонид Ильич, - делаю я виноватый вид.

- Молодец, - констатировал Брежнев - мне вот тут Юра... гхм... рассказывал... что ты стихи и песни пишешь... я люблю стихи... гхм... раньше много наизусть... гхм... помнил...

"Бинго!!! Какой же я умный - угадал!"

- Да, Леонид Ильич, пишу - делаю слегка смущенный вид.

- А ну-ка, прочитай нам... гхм... что-нибудь - Брежнев делает круговое движение кистью, изображая это самое "что-нибудь", и с ожиданием смотрит на меня.

Я делаю вид, что расстерялся:

- Ну... у меня ничего нет...подходящего... этому случаю... - неуверенно бормоча это себе под нос, я не забываю говорить чуть вбок - в микрофоны.

- Ты прочитай Леониду Ильичу отрывок из своего военного марша, - подсказывает референт Брежнева, объявлявший награжденных.

- Э... - я нерешительно тяну паузу, потом с сомнением смотрю на Брежнева и спрашиваю его:

- Может я тогда экспромтом?

Брежнев утвердительно кивает:

- Давай его... гхм... смелей, не стесняйся!

Тут до меня доходит, что Брежнев слово "экспромт" не понял, ситуацию надо исправлять: