Режим бога. Восход Красной Звезды (СИ)

Я внутренне настраиваюсь на серьезный разговор, готовлю аргументы про Иран, но никакого разговора сразу не происходит. Мужчины напарены, расслаблены, слегка пьяны. Брежнев оживлен, шутит. "После бани портки продай, а пива выпей". "Самые горячие женщины водятся в банях"... Присоединяюсь к беседе и рассказываю анекдот.

"Если голый мужчина случайно попадает в женскую баню -- женщины верещат и плескают в него кипятком... А если обнаженная девушка в мужскую -- все мужчины очень рады, приветливы и гостеприимны! Это еще раз доказывает доброту мужского сердца!"

Смеются. Устинов треплет меня по голове. "А не рановато ли тебе такие анекдоты рассказывать?"

- Да он вон ЦРУ разоблачает в прямом эфире - защищает меня Романов

- Кстати, о ЦРУ - хмурит свои знаменитые брови Брежнев - Тут Юрий Владимирович опять про тебя рассказывал гхм.. истории... Просил санкцию опросить тебя. Я сказал, что если мать не против... Что вообще там случилось в Италии?

Две репетиции было. Пора давать премьеру. Мой голос звенит, губы дрожат, кулаки сжаты. Я тыкаю себя в порезы на лице, кусаю губы. Мужчины впечатлены. Расспрашивают, перебивают. Показываю, как включал передачи на Land Rover, рисую пальцем на столе название Беретты. Брежнев качает головой, Романов наливает мне еще морса.

- Ты прямо как наш спецназ - Устинов надевает очки и внимательно на меня смотрит - Я вот участвовал в войне, но так никого и не убил. А ты семь врагов застрелил! И как только смог??

- Итальянцы крик поднимут - вздохнул Брежнев - Хоть и албанцы, а убиты советским... гхм гражданином... подростком. Понятно, что самооборона, но.... Эх... только-только наладили отношения с Андреотти...

- Скандал на весь мир - поддакнул Гришин

- Замнут - уверенно заявил Романов - Им тоже не выгодно выносить все грязное белье на публику. Потом Кальви может стать премьер-министром. Его популярность в Италии сейчас очень высока. Тогда мы вообще в плюсе.

- Ты то откуда знаешь?? - обернулся к Романову Брежнев

- Прессу читаю. Иностранную - пожимает плечами Григорий Васильевич

Ага, прессу. За такой срок никакую газету не успели бы привезти в Ленинград. Голоса он слушает. Он или Сенчина. Которая ему потом на ушко пересказывает. Может быть даже нежно прижавшись. Что-то меня не в ту степь несет. Я извиняюсь, выхожу из предбанника и забираю из раздевалки свою сумку, с которой летел в салоне самолета. Тут кое-какие деликатесы, которые наши лидеры возможно захотят попробовать. Вспоминаю про группу. Надо позвонить, узнать как у них дела, прошли ли таможню... Надеюсь, Леха сможет получить мои чемоданы в аэропорту. Иначе родственники могут остаться без подарков.

В раздевалке генералов уже нет - они прогуливаются вдоль бассейна. Увидев меня с сумкой, заинтересованно идут за мной в баню. Показав телохранителям содержимое, вхожу внутрь и выкладываю на стол пармскую ветчину, сыры, оливки, свежие итальянские багеты, пару бутылок Chianti, наконец, миндальное печенье и шоколад. Гастрономический экскурс имеет успех. Чурбанов с Романовым моментально открывают штопором вино, разливают его по бокалам. Мужчины ломают хлеб руками, засовывают внутрь сыр и ветчину. Несколько минут слышится только хруст и довольное хмыканье. Да, они все были за рубежом. Пробовали кухню разных стран. Но свежие итальянские продукты - вне конкуренции. Спасибо Риму и... Ладе, которая все это для меня купила.

- Угодил, Витька - откидывается в кресле довольный Брежнев - О чем мы там говорили? Комитет? Скажу Юре, чтоб не беспокоили тебя. А то опять приходил, Цинева присылал... Бу-бу-бу... Гхм... Селезнев то, Селезнев сё... А ты страну на фестивале представил достойно. Победил. Видел тебя и девочек по телевизору, хорошо пели. Может и сейчас нам чего споешь? Новенькое, а?

Это был бы провал, если бы... если бы я не был на войне. Не тогда, на вилле Кальви, а именно сейчас, в этой бане я защищаю страну. И я готов. Во всеоружии. Кто сидит вокруг меня? Потомки крестьян и рабочих. Им противен рок, омерзительна попса. Они воспитаны на тягучих, заунывных русских песнях. Тех песнях, под которые их матери пряли, отцы мастерили... И я стреляю. Прямо в сердце.

"Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной ти-ихо пойдём..."

Мой голос тих, едва слышен. Мужчины замолкают, подвигаются ближе к столу.

"Мы пойдём с конем по полю вдвоём,

Мы пойдём с конем по полю вдвоём".

Повторяю припев два раза. Брежнев одобрительно качает головой. Точно также пою второй куплет. Тихо и нежно. И как только все привыкают к темпу, мой голос обретает силу и мощь:

"Сяду я верхом на коня,

Ты неси по полю меня,

По бескрайнему полю моему,

По бескрайнему полю моему".

Гришин аж отшатывается. У Чурбанова и Щелокова - квадратные глаза. Не ожидали такого. Брежнев мечтательно улыбается, прикрыв веки. Я вижу знаменитые ямочки на щеках, которые так убийственно действуют на женщин.