— Я отключилась, прости. — Вспомнилось его тепло, согревающее мне спину, голос, спокойный и одновременно испуганный, умоляющий меня лежать тихо, песня о серебре и золоте. — Тебе приходилось уже это делать? Уговаривать кого-то соблюдать тишину?
Он кивнул, не поднимая глаз, лоб у него был нахмурен.
— И всегда получалось?
Он покачал головой, и у меня мороз пробежал по коже. Да, значит, не зря я боялась.
— Ты замерзла, — сказал он, видя, как я обхватила ноги руками.
Отчасти дело было в холоде, но еще и в затраченном адреналине. Ничего сейчас не было, кроме страха. Ни прихода, ни эйфории. Господи, какая ж я дура.
А может, это я как раз умнеть начала.
Я оглядела тесную комнату, задержала взгляд на булыжной стене.
— Где мы?
— Невдалеке от реки.
Моя поясная сумка лежала в углу, я посмотрела на нее. Замерзла, проголодалась, сижу в подземной норе — зато хоть эльфийская порнуха со мной, черт бы ее побрал.
— Дженкс?
Пирс устроился поудобнее и ответил, глядя в потолок:
— На пути к Айви. Он решительно отказывался покидать тебя, пока не удостоверился, что ты в добром здравии, но когда ты порозовела, полетел.
Вытерев рукой под носом, я нашла более удобное положение. Места было не очень много — чуть побольше, чем, скажем… в двух гробах. И высота всего фута четыре.
Пирс сменил позу, шевельнулись босые ноги.
— Мы, вероятно, какое-то время здесь пробудем. Я мню, что удобнее было бы завернуться в одеяло вдвоем.
Я тут же внимательно на него посмотрела в приступе подозрительности.
— Возьми себе.
Я сняла его с плеч и бросила Пирсу. Оно упало между нами и почему-то казалось опасным.
Пирс наклонился вперед, с мрачным лицом подтянул одеяло к себе и посмотрел, как я дрожу.
— Я не скажу, что ты холодная женщина, Рэйчел, поскольку это не так. Но ты… несколько излишне насторожена по отношению к тем, чья цель — создать тебе комфорт. Скрипи зубами, если тебе это нужно, но я сейчас подойду, и мы оба завернемся в это одеяло.
— Эй! — громко отозвалась я, потом застыла, глядя в потолок, и ощутила резкий укол страха. — Ты там сиди, — прошептала я, выставив вперед возбраняющую руку. — Я тебе сказала, чтобы оставил одеяло себе.
Он остановился, неуклюже пригнувшись из-за низкого потолка. Черные волосы лежали в беспорядке, белое белье покрывало все и ничего не скрывало.
— И что ты будешь делать? — спросил он. — Ударишь меня, потому что я хотел поделиться с тобой одеялом? Я не оскверню твоей чести. Ты злобная женщина, если не позволяешь мужчине даже этого.
Он снова двинулся вперед, и я вжалась в стену, ощутив ее холод сквозь тонкую рубашку, а он двигался ко мне.
— Я сказала «нет»!
Мой тон на него подействовал, и он остановился в футе от меня. Чувствуя, как колотится сердце, я прошептала:
— А ведь я могла бы. Мне случалось наносить удары. Я демонское отродье, причинять боль — мое основное занятие. Демонское отродье — сегодняшний день это доказал.
— Могла бы. — Глаза у Пирса сузились. — Рискну.
У меня не было времени среагировать — он вдруг оказался рядом, отвел мою руку, которой я собиралась его оттолкнуть, накинул одеяло на нас обоих и крепко его затянул.
— Ах ты сволочь! — воскликнула я, и он поймал меня за руку, не давая себя отпихнуть, сунул мою ладонь себе под мышку, чтобы еще сильнее натянуть одеяло мне на плечо. — Отвали!
— Да я просто пытаюсь согреться! — ответил он раздраженно. — Сиди тихо!
Он блокировал еще один удар — и поймал обе мои руки.
— Ты не тем доверяешь, кому надо, и никак это не исправить, — сказал он, и я в удивлении прекратила вырываться. — Как мне завоевать твое доверие? Проклятие, женщина, я трижды спас тебе жизнь — и этого все еще мало?
Я, тяжело дыша, уставилась на него сквозь развившиеся пряди волос:
— Я доверяю Дженксу и Айви.
Его глаза были в паре дюймов от моих.
— Поверхностно — доверяешь, а глубже — нет. Ты не знаешь, как это делается. Ты умная женщина, но с мужчинами всегда в проигрыше.
Обе мои руки он держал в своей, и я толкнула его плечом:
— Отодвинься! В эту игру я играть не хочу, Пирс!
Я тронула линию — готовая рискнуть тем, что Трент почувствует — и Пирс крепче сжал мне запястья.
— Игру? — переспросил он зло. — Эта игра всерьез, и прямо сейчас мы ее доиграем. Я не придаю значения твоему самообману для защиты собственного сердца. Скажи мне правду — и я тебя отпущу. Попробуй ударить меня линией — и я тебя приложу головой об стену.
Да, пожалуй, приложит.
— Это глупо, Пирс, — ответила я, оглушенная стуком собственного сердца. — Отпусти меня.
— Глупо, глупо, — согласился он. — Скажи мне правду — отпущу. — Я попыталась вывернуться — он сжал мне руки сильнее. — Можешь один раз сказать начистоту, и гори все огнем?
— Я тебя боюсь, — выпалила я, и он выдохнул. Морщины на лбу разгладились, руки разжались.
— Почему? — спросил он, но не удивился.
Он глядел на меня неумолимыми глазами, на лице пробивалась свежая щетина.
Я подумала о его плачевном состоянии: провонявший речной водой, раздражительный, вспомнила, каким видела его у себя в церкви: безупречно одетый, чистый, в шляпе. Ну кто сейчас носит шляпу?