Режим черной магии

Что меня больше всего пугало — это что ковен не обязан действовать в рамках закона. Или считает, что не обязан. Может, стоит позвонить Гленну и спросить, нет ли ордера на мой арест? Это было бы отлично, потому что если так, то меня не смогут тихо убрать под замок. Ладно, пусть есть проблема в том, что мои дети окажутся демонами. Но все же: в вопросе о том, надо ли меня засунуть в какую-нибудь дыру или вообще кастрировать, не следует ли поинтересоваться мнением всего сообщества колдунов?

— Ну, спасибо, Трент, — прошептала я, вычищая щетку Ника.

Бросив в раковину ком своих и его волос, я подожгла их латинским словом. Ничего бы этого не было, не скажи Трент совету, каков был эффект изменения митохондрий, что проделал со мной его отец.

Я родилась с распространенным генетическим «дефектом», от которого должна была погибнуть, не дожив до двух лет. Как тысячи других колдунов. Но на самом деле синдром Роузвуда был древним эльфийским биологическим оружием, которое срабатывало, когда рождался на свет колдун, способный творить магию демонов.

Оказывается, что сперва эльфы наложили проклятие на демонов, и дети демонов рождались ограниченными в способности творить магию. Брошенные демонами как неполноценные, эти дети получили от древних эльфов имя колдунов. Эльфы врали нам, набирая нас ради той магии, что мы сохранили, чтобы мы помогали им в войне. Они не могли избавиться от гена, который позволял нам вызывать магию демонов, без того, чтобы убрать совсем нашу магическую способность. И иногда он рекомбинировал к полной силе; поэтому они прицепили к нашей ДНК небольшую генетическую бомбу, которая убивает нас, если появляется демонский фермент.

Когда папочка Трента достаточно похимичил и я смогла выжить, имея фермент демона, он нечаянно починил то, что сломали когда-то его предки. Врет Трент, что ничего такого ковену не сообщал, особенно когда потом соврал, что может мною управлять и в случае чего уничтожить.

— Рэйчел? — донесся взволнованный оклик от двери, и я оторвалась от горстки пепла, бывшей моими волосами. Действительно противно воняет.

— Все в порядке! — крикнула я. — Просто избавлялась от возможных фокусирующих объектов.

Он хмыкнул, удовлетворенный моим ответом, шаги удалились. Надолго пустив воду, я вымыла раковину, чтобы от пепла не осталось даже следов. Заставив себя улыбнуться, я вышла — и увидела Пирса у плиты.

— Ник сказал, что в холодильнике есть яйца, — объяснил он. Странно было видеть его в таком домашнем виде, с лопаточкой в руках. — Но я подумал, что тебе должны больше нравиться оладьи.

Рубашку его украшало пятно теста, и я заулыбалась от всей души. От яиц у меня мигрень, но в тесте для блинчиков яиц немного.

— Невероятно, — сказала я, беря одну из двух чашек кофе с выцветшего стола. — Это мне? — спросила я, и он кивнул, умело переворачивая блин.

Три блинчика уже ждали в духовке, их аромат перекрыл вонь жженого волоса.

— Мне никогда не приходилось раньше готовить кофе, — сказал он, поправляя на сковородке блин. — Таким образом — не приходилось. Но я часто видел, как это делаешь ты. Как получилось — о'кей?

Я отпила, улыбнулась, вспомнив, как он пил слишком крепкий мамин кофе, чтобы произвести на меня впечатление. Это когда мы познакомились.

— Хорошо получилось, спасибо. У тебя тесто на рубашке.

Пирс посмотрел вниз, бросил все, что было у него в руках, и, довольно мягко выразившись, стал вытирать пятно мокрым уголком посудного полотенца. В микроволновке кленового сиропа не было, но в духовке согревалась бутылка кукурузного сиропа. И стол был накрыт, так что, пока Пирс возился со своей рубашкой, я пошла к комоду Ника — посмотреть, что он туда засунул перед уходом.

До слуха долетело еще одно не очень ласковое слово, и Пирс бросил возиться с пятном.

— Ты ему доверяешь? — спросил он, зная, о чем я думаю, стоя перед комодом Ника.

Я стиснула зубы, голова качнулась сама.

— Ни в чем существенном, — ответила я.

— Тогда посмотри.

А почему бы и нет?

Я поставила кружку и открыла ящик. Поверх носков Ника и белых трусов лежал мой пейнтбольный пистолет.

— Ух ты! — воскликнула я и протянула к нему руку, но успела сжать пальцы до того, как они его коснулись. — Это же мой пейнтбольный пистолет, — сказала я, чувствуя, как горят щеки.

Очевидно, он вытащил его у Вивьен в кофейне Джуниора, но почему же он мне его не вернул?

Пирс отклонился от плиты, чтобы посмотреть на меня.

— Проверяет? Хочет знать, можно ли доверять тебе?

Либо так, либо хочет себе пистолет оставить.

— Похоже, я провалила экзамен. — Взвесив пистолет на руке, я засунула его за ремень на пояснице, где он выдавался неудобным бугром. Под пистолетом лежала кучка корешков от билетов, квитанций и рукописных заметок на салфетках. Я пригляделась, заметила дневной пропуск для бегунов — в зоопарк, в часы, когда он не работает. Шевельнула еще несколько бумажек, не видя в них никакой системы. Кроме того, что все это было из тех мест, где я часто бываю. — Он за мной следил, — сказала я, сообразив. — Не в последнее время, — заметила я, посмотрев на даты, — но следил.