Режим черной магии

Нет, этого не надо. Он же просто его возьмет и бросит через всю кухню.

Чувствуя, как болят колени, я опустилась на каменный холодный пол, стиснула зубы, повернула Пирса головой к себе и приподняла ему веки — проверить, что зрачки расширяются так, как им положено. У Пирса вид был как у спящего, но на голове нащупывались две шишки. Вьющиеся волосы ощущались как шелк.

Я села на пол и выдохнула. Кажется, ничего страшного.

— Рэйчел, быстрее!

Глянув на Ала со злостью, я встала, взяла Пирса под плечи, напряглась и стала пятиться, таща его за собой мимо стола, по голому полу в сторону огненной ямы. С пола на скамейку мне его было никак не поднять, и я его оставила там лежать, только как-то поправив руки и ноги.

Где он шелковые носки достал?

— Просто не понимаю, зачем ты его так избил, — сказала я и увернулась, когда Ал в меня чем-то запустил. Обернувшись, увидела: тяжелая медная пирамида влетела в стенку, оставив вмятину.

— Я ему велел не приходить. — Глаза у Ала были пустые, но с каким-то намеком на ревность. — Ему это видеть не надо. Брось возиться с огнем, замерзнуть не успеешь.

Я посмотрела на Пирса, увидела, что он дышит медленно и ровно. В мрачном настроении я подняла пирамиду и поставила ее на стол с подчеркнуто громким стуком.

— Ты мерзавец, Ал, — сказала я, но он, мыча что-то себе под нос, сел на табуретку, подчеркивая каждое движение, и начал расставлять предметы на столе. — Я серьезно. Что, если у него тяжелая травма?

Ал посмотрел поверх очков спокойными глазами:

— Тогда я его починю после нашего легкого трепа и перед тем, как отправлю его обратно к тебе. Не дадим Тритону повода говорить, что я тебе послал дефектного сопровождающего. Он поправится, и быстро. А теперь сядь. Если не собираешься оставлять себе мое имя, конечно.

У меня сердце екнуло, и я опустилась в кресло Кери, гадая, не иду ли я по ее стопам и не придется ли мне следующую тысячу лет провести, зная, что вот эта сидящая передо мной тварь в бархате и кружевах и есть мой мир.

Он возился с мешочком соли, и я потянулась за золотой свечой. Ал шлепнул меня по руке, я посмотрела с обидой.

— Ты пока смотри, — сказал он. Я сунула ноющую кисть под мышку. — Когда будет надо, я тебе скажу, но не раньше.

— Ну и ладно, — ответила я. Посмотрела на Пирса — он лежал с закрытыми глазами.

Ал, все так же мыча себе под нос, открыл черный мешочек. Уже без белой перчатки засунул туда руку и вытащил горсть серого песка, вырисовал им на кафельной поверхности примерно футовую ленту Мебиуса. Мычание перешло в распев, низкий и монотонный, проникающий в примитивные отделы мозга, заставляющий выпрямиться. Как напев буддийских монахов, посторонняя сила, загадочная и чуждая. Ничего не изменилось, но Ал выглядел совершенно иначе, произнося слова, которые мне никогда не понять.

— Это не соль, — сказала я, когда из его руки высыпалась последняя щепоть, и он вытер руки о белую тряпку, вытащенную из внутреннего кармана.

— Я соль использовать не собираюсь, — ответил он, бросая мне измазанное полотенце. — За кого ты меня принимаешь? Это прах кремации. — Глаза его стали далекими, мечтательными. — Она умерла в стонах, а я все время был у нее в голове. Господи, я все это чувствовал. Как будто сам умирал вместе с нею.

Что я вообще здесь делаю?

Я в отвращении отстранилась, дыша сквозь зубы, когда Ал подался вперед и накрыл ладонью мою руку. Попыталась ее высвободить, но он сжал сильнее, прижимая мне руку к столу. Перчаток на нем все еще не было, и кожа была темнее, чем я предполагала. Покалывание шло от него ко мне, и я выдернула руку, подумав, что это не должно ощущаться так приятно.

— Это сила, Рэйчел, — тихо сказал Ал, не сводя с меня глаз. — То, что ты ее считаешь злом, свидетельствует лишь о твоем дурном воспитании. Надо следовать своим инстинктам и получать от нее удовольствие. Как Гордиан Натэниел Пирс. — Он убрал руку, и я вспомнила, что можно дышать. — Дай мне пирамиду.

Я не смогла не хмуриться, глядя на Ала. Он ждал, уверенный, что я так и поступлю — возьму пирамиду и отдам ему, хотя она стояла ближе к нему, чем ко мне. Наркотик из организма у меня уже совсем выветрился, и я чувствовала себя измотанной. Ал в безмолвной угрозе посмотрел на Пирса, и я потянулась за пирамидой: проявить сейчас непокорность — значило сделать Пирсу еще хуже.

Толстые губы Ала разошлись в улыбке, когда мои пальцы коснулись теплого металла, держа его за выгравированные фигуры. Вещица оказалась тяжелее, чем выглядела, и я ощутила, как рука принимает вес, но остановилась, разглядывая странные надписи, которых на моей лей-линейной пирамиде нет. И металл этот тоже не был привычной медью, как я сперва подумала. Он был плотнее, темнее, ощущался пальцами как соленое железо.

Трудно объяснить, почему так. Я неохотно поставила пирамиду на ожидающую ладонь Ала. Ее перечеркивали во всех направлениях резкие отчетливые линии — обычно их на ладони меньше. Никогда раньше я ее не видела, и сейчас он нахмурился, заметив, как пристально я ее изучаю.