Режим черной магии

— Я ненавижу тебя, Ал, — сказала я, но он только стал что-то напевать, с размаху сев на свой стул и начиная расставлять вещи.

— Действительно ненавижу, — повторила я. — Что, если он серьезно ранен?

Ал спокойно посмотрел на меня поверх очков.

— Тогда я вылечу его после нашей беседы и сразу же отправлю к тебе обратно. Мы же не хотим, чтобы Тритон говорила, будто я оставил тебя с плохой нянькой. С ним все будет хорошо. Сядь. Или ты хочешь оставить себе мое имя?

Мое сердце глухо бухнуло, и я присела в стул Кери, гадая, что было бы, если бы я пошла по ее стопам и потратила следующее тысячелетие, думая, что эта вещь передо мной в кружеве и бархате — мой мир.

Заметив, что демон занят мешочком с солью, я потянулась к золотой свече. Ал шлепнул меня по руке, и я сердито посмотрела на него.

— Наблюдай, — сказал он, когда я сунула горящую от боли кисть под свою руку. — Когда ты мне понадобишься, я скажу, но не раньше.

— Вот и отлично, — процедила я.

Я взглянула на Пирса, но его глаза были по-прежнему закрыты.

Все еще напевая, Ал открыл маленькую черную сумку. Белая перчатка исчезла, он опустил туда руку, вытащил пригоршню серого песка и нарисовал ею на доске между нами ленту Мёбиуса длинною в фут. Жирная пыль посыпалась с демона, когда его мурлыкание превратилось в звуки песнопения. Низкий и тоновый звук глубоко вонзился в мой примитивный мозг и заставил меня сесть прямее. Это было похоже на песнопение азиатских монахов, враждебную мощь чего-то иного, загадочного и чужеродного. Хотя ничего не изменилось, Ал стал выглядеть совершенно по-другому — сидя передо мной и изрекая слава, которых я не понимала.

— Это не соль, — сказала я, когда последняя часть высыпалась из его руки, и он вытер пальцы о белую ткань, которую вытащил из внутреннего кармана.

— Я и не собирался использовать соль, — ответил он и бросил в меня грязное полотенце. — За кого ты меня принимаешь? Это прах после кремации.

Взгляд Ала стал отсутствующим.

— Она умерла, крича. В тот момент я был внутри нее. Боже, я все чувствовал. Это было так, словно я умирал вместе с ней.

«Что я здесь делаю?»

Испытывая отвращение, я отклонилась, мое дыхание вошло в меня со свистом, когда Ал вытянул свой глиф и положил руку поверх моей. Я потянула ее назад, но он сжал меня сильнее, прижимая мою руку к столу. Перчатки на нем все еще не было, и его кожа оказалась темнее, чем я думала. Покалывание перешло от него ко мне, и я выдернула свою руку из его хватки, думая, что оно не должно быть таким приятным.

— Это сила, Рэйчел, — тихо сказал Ал, его взгляд остановился на моих глазах. — Ты думаешь, что это зло, только из-за своего плохого воспитания. Ты должна поддаться инстинктам и наслаждаться силой. Гордиан Натаниэль Пирс так и делает.

Его рука вернулась на его сторону стола, и я вспомнила, что надо дышать.

— Дай мне пирамиду.

Я не смогла убрать нахмуренное выражение с лица и уставилась на Ала. Он ждал, уверенный, что я потянусь через стол и вручу ее ему — хотя он был ближе к ней, чем я. Наркотик полностью выветрился из моего организма, и я чувствовала себя истощенной. Взгляд Ала с безмолвной угрозой скользнул к Пирсу, и я потянулась за пирамидой. Демонстрация пренебрежения сейчас сделала бы Пирсу только больнее.

Полные губы Ала разошлись в улыбке, когда мои пальцы вжались в теплый металл, находя точку опоры на выгравированных узорах. Пирамида была тяжелее, чем казалась, и я чувствовала, как моя рука подняла ее вес, но заколебалась, когда посмотрела на необычные надписи на ней. На мой лей-линейной пирамиде таких не было. Металл тоже оказался не знакомой медью, о которой я изначально подумала, но чем-то более плотным, более темным, ощущающимся, как соленое железо в моих пальцах.

Это сложно было объяснить, и я с неохотой опустила ее в протянутую руку Ала. Его ладонь пересекали крупные, отчетливые линии, хотя у большинства людей их было всего несколько. Я никогда прежде не видела его ладони, и он нахмурился, заметив, что я пристально разглядываю ее. Ал сжал свои пальцы вокруг пирамиды и поставил ее в середину восьмерки, где линии праха пересекались. Его песнопение снова началось, и я подавила дрожь. Вытянув обнаженные пальцы, Ал поставил серую свечу в ближний ко мне круг восьмерки, а золотую — перед собой. Среди его монотонного бормотания я узнала установочные слова ipse и alius.

— Ты делаешь это не правильно, — сказала я, и бормотание Ала прекратилось.

— Я делаю это правильно… студентка, — сказал он, беря еще одну горсть праха.

— Но моя аура золотая, — возразила я. — Почему у меня стоит серая свеча?

— Потому что я так сказал. Ты серая, Рэйчел. Серее, чем туман, и такая же плотная. Кроме того, золотая свеча всегда означала меня.

Это было не объяснение, и я не собиралась позволить ему испортить все нарочно.

— Зажги свою свечу, — сказал Ал. — В банке есть свечка.