Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии. 1945

Финансовое положение было в такой же степени катастрофическим. 8 февраля Шверин фон Крозиг, министр финансов Третьего рейха (на всем протяжении его существования. – Ред.) направил Герингу, Геббельсу, Функу, главе рейхсканцелярии Ламмерсу, главе партийной канцелярии Борману и комиссару по ценообразованию доктору Фишбеку меморандум министерства финансов от 10 января. Из него было видно, что расходы рейха возросли с 63 миллиардов марок за первый год войны до 160 миллиардов на пятом году. На фоне этих растущих затрат поступления непрерывно падали и покрывали только 44 % расходов. Половина военных расходов покрывалась эмиссией бумажных денег; государственный долг, который в первом году войны рос на два с половиной миллиарда в месяц, сейчас увеличивался на семь миллиардов в месяц; он уже составил около 350 миллиардов, и ситуация осложнялась конверсией долгосрочных долгов в краткосрочные. В шестом военном году, по подсчетам министра финансов, расходы должны были достичь 160–180 миллиардов против поступлений в размере 50–60 миллиардов, что означало потребность в кредите в объеме 110–120 миллиардов, а государственный долг достигал примерно 420 миллиардов.

Еще одним фактором был рост денежной массы в обращении; она увеличилась пятикратно за время войны. Самое тревожное заключалось в темпах этого роста: в первый год войны денежная масса увеличилась на 2,1 миллиарда, на пятом году войны – уже на 9,6 миллиарда; за первые же четыре месяца шестого года войны увеличилась не менее чем на 11,5 миллиарда, то есть больше, чем за все первые три года войны, вместе взятые.

Результатом этих инфляционных событий, подчеркнул министр финансов, становится растущая потеря доверия к деньгам. Их место занимают товары, «преимущественно сигареты».

Банкротство рейха перед лицом окончательного военного разгрома было отчетливо видно на массах беженцев, хлынувших потоком на запад Германии с Востока. Доклад от 6 марта показывал, что их количество возросло до 10 миллионов.

Около полутора миллионов беженцев погибли в пути. Жилые дома и общественные здания Германии превращались в обломки и в пепел в результате бомбардировок союзников. Число жертв этих бомбардировок среди гражданского населения достигло 600 тысяч. Повсюду царили разочарование и отчаяние, как из-за сложившейся ситуации, так и из-за требования союзников о безоговорочной капитуляции, к которой Рузвельт по-прежнему склонялся, несмотря на ее многочисленные отрицательные стороны. Своим бескомпромиссным требованием «delenda est Germania» («Германия должна быть разрушена». – Пер.) союзники предоставили пропаганде Геббельса новый предлог для ведения тотальной войны; этим они ослабили германское движение сопротивления и усилили военных лидеров в их убеждении, что, поскольку лазейки для компромиссного мира закрываются, не остается иной альтернативы, кроме как продолжать борьбу, хотя и, надо признать, безнадежную – «продать свою жизнь как можно дороже, то есть сражаться столь долго и столь упорно, сколь можно, в надежде истощить врага и тем самым заставить его задуматься о переговорах».

Настроение населения и его страдания отчетливо просматриваются в объемистом отчете III управления (внутренняя СД) РСХА (Главное управление имперской безопасности):

«С начала советского наступления каждый член общества понимает, что мы оказались перед лицом величайшей национальной катастрофы и что это будет иметь самые серьезные последствия для каждой семьи и для каждого гражданина… Население тяжко страдает от терроризирующих бомбежек. Связи между людьми повсеместно разрываются. Десятки тысяч мужчин на фронте не знают, живы ли их родные, жены и дети, и где они…»

«Впервые в этой войне стали заметно ощущаться трудности с продовольствием. Существующих рационов людям не хватает, чтобы наесться. Не хватает картофеля и хлеба».

«С момента советского наступления пораженческие настроения в том общем смысле, в котором это слово сейчас используется, стали повсеместным явлением. Никто не может себе представить, как мы все еще можем победить или даже мечтать о победе в этой войне…»

«Всякое планирование становится невозможным делом…»

«В последние годы германский народ был готов на любые жертвы. Теперь же впервые он начал ощущать усталость и истощение. Люди все еще пытаются уверить себя, что это не конец. До самых недавних пор еще существовали остатки надежды на чудо, которую искусная пропаганда о новом оружии поддерживала с середины 1944 года. В глубине сердца люди все еще надеялись, что, если фронты смогут хоть как-то удержаться, мы могли бы прийти к какому-то политическому решению в этой войне. Но теперь никто не верит, что с нашими нынешними ресурсами и возможностями катастрофы можно избежать. Последняя искра надежды таится в некоем спасении извне, в каком-то совершенно экстраординарном событии, каком-то секретном оружии чудовищной мощности. Но даже эта искра надежды умирает…»