Режимный апокалипсис

Нечеткие образы происходящего стали складываться в некое подобие картины. Правда, не хватало некоторых ярких красок, но они должны возникнуть в ходе дальнейшего расследования. Сторож остался в живых лишь по одной причине — беглые просто не хотели брать грех на душу. И в самом деле, о том, что они находятся в бегах, знала уже вся округа, и вряд ли оперативники пройдут мимо того места, где беглецы расположились на целую ночь. Стащили оглушенного в подвал вместе с убитой собакой, откуда он долго не сможет выбраться, и спокойно переночевав, потопали в свою сторону.

Он посмотрел в окно. С этой точки вулкан Авачинский казался несколько ближе и был повеличественнее, что ли. Из жерла черными клубами выходил дым и, подхваченный ветром, широко распространялся над тайгой. Зрелище было захватывающим. Местные жители, судя по всему, к подобной картине привыкли, и побег уголовников занимал их умы куда больше, чем разворачивающаяся под боком стихия.

Вышли из сруба, прямо в народ, собравшийся у самого крыльца. Через разреженный лес узкими желтыми полосками пробивались веселые полоски солнца.

— Вы бы их задержали, — подошла к Евдокимову женщина лет сорока, в длинном темно-синем ситцевом платье, — а то ведь страшно становится. Детишек во двор не выпустишь, боязно! Ведь они же все убийцы!

Мужчины угрюмо смолили сигареты, терпеливо дожидаясь ответа от представителей власти. Евдокимов посмотрел на Покровского и, заручившись его молчаливой поддержкой, заговорил твердо поставленным голосом:

— Мы делаем все, что можем. Если не сегодня, так уж завтра преступники обязательно будут пойманы. Задействовано более тысячи человек, завтра прибудет еще столько же. Прочесываем в тайге каждый метр. Им просто некуда деться! А уж сюда они точно не вернутся. Но на всякий случай мы оставим в вашем поселке двух солдат, так что, если будет происходить что-то неординарное, они сумеют обезвредить преступников.

На лицах обступивших женщин отразилось едва заметное облегчение, но до настоящего умиротворения было пока еще далековато.

— Знаете, это ведь моя дочка их увидела. Она у меня всегда глазастой была… Вы даже не представляете, как я переживала. А вдруг они вернутся и захотят отомстить?

— Эта рыженькая, что ли? — улыбнулся Евдокимов.

— Она самая.

— Шустрая она у вас.

— Вся в отца! Ее бы выпороть как следует за такую инициативу, да как-то рука не поднимается.

— Она нам очень помогла. Подрасти ей нужно, и к нам на работу пусть определяется, а уж рекомендацию ей я дам! — серьезно заверил полковник.

— Скажете тоже, — отмахнулась женщина. Но по просветлевшему лицу было видно, что сказанное пришлось по сердцу.

Пора было уходить, но мешали взгляды сельчан, взиравших на полковника с каким-то скрытым укором. Впечатление, что народ ждал от него еще каких-то слов. И кажется, они отыскались.

— Я тут договорился с МЧС, — наконец заговорил Евдокимов, — поселок и прилежащую территорию с воздуха будет патрулировать вертолет, любое передвижение под нашим контролем. За информацию, которая поможет нам в поимке преступников, выделяется вознаграждение до одного миллиона рублей. Так что никуда они не денутся. Все, едем!

На некоторое время полковника обступили мужики и, озираясь на Покровского, как на человека чужого, о чем-то негромко заговорили. Евдокимов, выслушав, понимающе кивнул и заторопился к машине. Собравшиеся уважительно расступились. Подполковник тоже подошел к «УАЗу» и молодцевато забрался в распахнутую дверь.

— Товарищ подполковник, — обратился к нему Евдокимов, — тут ко мне мужички подошли… Некоторых из них я давно знаю, они предлагали свою помощь в поимке преступников.

— И как это будет происходить? — угрюмо спросил Покровский, всматриваясь в далекую синюю полоску Нерченской бухты.

— Они тут все охотники, с оружием знакомы едва ли не с колыбели. Тайгу хорошо знают. С их помощью мы отыщем беглецов быстрее.

Большую часть своего детства Афанасий Покровский провел у деда в Бурятии и прекрасно знал психологию таежных жителей. Простоватые, бесхитростные, они никогда не держали избы закрытыми. Единственным «замком», свидетельствующим об отсутствии хозяев, была палка, припертая к двери, — значит, хозяин ушел в тайгу, возможно, его не будет пару дней, а может быть, и больше. Поэтому им, выросшим в абсолютной открытости, непонятно было беспричинное душегубство или кража. Если таковой выявлялся, то его, не дожидаясь местной власти, просто излавливали всем миром, а потом столь же организованно закапывали в землю, в назидание другим. Местный самосуд считался делом обыкновенным, естественным, как восход или заход солнца, так жили их прадеды, так жили они сами и, похоже, не собирались отступать от вековых традиций.