Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно (сборник)

Когда инопланетяне будут расследовать причины гибели жизни на планете Земля, то будут проводить расследование по следам на песке, как сейчас детективы изучают отпечатки пальцев. Они распутают эту цепочку следов, осторожно сметая кисточкой слой за слоем, и обязательно найдут того, кто включил рубильник. Во всех газетах напечатают фотографию человека, который ест бутерброд на какой-нибудь атомной станции. К тому времени ученые-инопланетяне научатся определять последнее слово, которое сказал человек, по положению его языка во рту. Последние слова человека с бутербродом: «Доча, только ничего не трогай, папа сейчас придет». А потом бу! – и тишина на несколько столетий, и на память глупые лица землян, которым школьники-инопланетяне будут подрисовывать усы, рога и закрашивать глаз, как повязку у Кутузова.

25 мая 2009 г

На съемках второго «Дозора» в Казахстане была такая история. По сюжету лошади должны были пробивать стены старинного каменного лабиринта. Художники построили фальшивые стенки из пенопластовых кирпичей, зафактурили их, замазали глиной. От настоящих не отличишь. Каскадеры разгоняли лошадей, но те шли на попятную и отказывались врезаться в стены. Видят же, что камни. Тогда каскадеры придумали закрывать им глаза. Лошади начали спокойно, как в масло, врезаться в пенопласт, разносили его вдребезги. Один дубль, второй. Одна лошадь пошла, другая. Пока снимали первые дубли, то остальные лошади все это видели. И они поняли, что ТАК – можно. Скакать на стену и разбить ее – да. Поэтому последующие дубли снимали уже без каскадерских хитростей, лошади разбивали стены с открытыми глазами и ничего не боялись.

Нам рассказывали, что после съемок возникла проблема. Лошади шли на все стены, дома и здания. Объяснить обратно уже ни у кого не получилось. И тогда этих лошадей пустили на колбасу.

Я к чему рассказываю. Работа в кино – это когда ты лошадь. Когда невозможное – возможно, и тебя не остановить. Дальше три варианта. Либо ты станешь колбасой. Либо останешься лошадью. Нет, два варианта всего, два.

17 апр. 2009 г

Режиссер назначил встречу в районе Белорусской по поводу проекта. НАКОНЕЦ-ТО РАБОТА. Утром я понимаю, что денег нет. Ну то есть как нет. Не просто нет, а НЕТ. Даже на метро. А я живу на Речном вокзале. Ну что, думаю, делать. Встала и пошла до Белорусской. Шла почти три с половиной часа. Это примерно 16 км. Опоздала минут на 10 всего. Захожу, а режиссер мне говорит: «Ой, Алеся… Вас не предупредили! Забыли, наверное… Мы на этот проект взяли другого второго режиссера, вы уж извините!» Я говорю: «Ну ладно». И пошла обратно.

20 июн. 2009 г

Мама уехала домой в Барнаул.

Судя по количеству оставленных пельменей, она вернется примерно в следующем тысячелетии.

Мама меня любит, очень заботится и все убирает.

После ее отъезда ничего невозможно найти.

Легче пойти и купить, чем найти то, что мама положила на место.

Я так всегда и делаю. Иду и покупаю.

Правда, иногда звоню ей в истерике и вою: «Ну где хотя бы мой паспорт?»

А она говорит, что в верхнем ящичке.

Вчера я пошла покупать все, что убрала мама. Щипчики для маникюра, летнюю обувь, вонючие палочки для аромата помещений, соль, носки, полотенца, тушь, а еще завтра я иду в налоговую восстанавливать кое-какие документы, которые мама тоже убрала.

Я ей говорю.

Мама. Скажи честно. Ты у меня воруешь. Скажи прямо, я так отдам.

А она говорит

«Алеська! не выдумывай ерунды! Посмотри в верхнем ящичке».

Вчера я пошла восстанавливать вещи, которые мама положила в верхний ящичек. И наткнулась на пару магазинов. Поскольку я родилась в провинции, то у меня комплекс: я люблю дорогие и породистые вещи. Это важный момент. При том я люблю какую-нибудь дорогую вещь надеть с полной херней. Я тогда чувствую, что немножко унижаю ее и, таким образом, пренебрежительно отношусь ко всяким там маркам. А сама, когда появляются деньги, бегу в какойнибудь потрясный магаз. Поскольку деньги у меня появляются обычно резко и много, а до этого их нет совсем, то я успеваю за это время зашоркаться, скататься и сваляться. Когда прихожу в магаз в своих кедиках и с хвостиком, то меня там сначала не воспринимают. Потом я достаю всякие свои карточки и говорю: «Мне вот это, это и это!» И я выгляжу в такие моменты как из города Нефтегазодобытчинск. Они сразу начинают предлагать чай.

* * *

Было так.

Я пошла в кино.

Пошла одна в кино.

Одна моя подруга иногда ходит в кино одна.

Мол, она так воспринимает кинематограф.

А я считаю, что ходить в кино одной – это хуже самоубийства.

Но пошла. Делать все равно нечего.

Прихожу, а там кино.

Очень плохое кино, хуже некуда.

Перед тем, как зайти в зал, я немножко попросила у себя мороженое.

Наругала себя за то, что мороженое на ночь плохо, и решила взять попкорн.

Обиделась за то, что мороженое (видишь ли!) плохо.

На что это я намекаю? Что я толстая? Другую себе нашла, что ли?

Дулась весь сеанс и не разговаривала.

Сидела такая… ну такая. Мол, нет-нет, ничего-ничего, ешь свой попкорн сама, я не хочу.

Ела свой попкорн сама.