Он присел на край кровати. Поднять взгляд к черным глазам, которые явно пристально меня осматривали, я не решилась. Так и оставила свой взор прикованным к вырезу белоснежной рубашки, где поблескивала серебряная подвеска.
— Можешь не беспокоиться обо мне. Ни травмы, ни смерть мне явно не грозят.
С этими словами я села в кровати и свесила с нее ноги. Не могу больше находиться здесь. Чувства и воспоминания, которые я некогда сложила в самый дальний угол памяти и замуровала навечно в саркофаг, прорывались на свободу, просачивались сквозь камень, будто через тонкое полотно, и пробуждались перед глазами яркими картинами.
В этой комнате я заливалась искренним смехом. Чувствовала себя счастливейшей девушкой на свете. Боролась с парализующим смущением. Раскрывала душу. Испытывала отвращение к неизвестному.
Как бы Мартин ни изменил обстановку, я прекрасно все помнила. Под стеной напротив окна стоял диван — на нем я провела множество часов, застыв в одной позе, пока Мартин меня рисовал. Голой.
Теперь на том месте стоял высокий зеркальный шкаф. Смотря на свое отражение, я спросила:
— Получилось у тебя избавиться от воспоминаний с помощью ремонта и новой мебели?
Мой вопрос явно застал Мартина врасплох. Конечно, он хорошо позаботился о том, чтобы меня не вспоминать. Наверняка сжег все картины со мной.
— Моя девушка — дизайнер интерьера. Это была ее идея переделать мою квартиру. Мы буквально на днях закончили. Нравится?
Так неловко я себя сто лет не чувствовала. Жар прилил к щекам, и я опустила голову. Вот черт. С чего я решила, что Мартин тяжело переживал наше расставание? Тогда казалось, будто он готов похитить меня и заточить в подвале, лишь бы я не могла уйти. Я с содроганием вспомнила угрозы, которыми он одарил меня на прощание.
Конечно, это был просто юношеский максимализм. Мне тогда тоже казалось, что земля разверзается под ногами, а мир превращается в ад. Теперь все осталось в прошлом, а Мартин наверняка вспоминает о том времени с легким сердцем.
— Очень красиво, — ответила я, оглядывая навесной потолок, декорированный плавными изгибами линий лампочек. На белых стенах раскрывались абстрактные рисунки, сделанные черной кистью. Я даже не сомневалась, что этой кистью водил по стенам Мартин.
Картин на стенах больше не было. Мне показалось это странным. Неужели он бросил рисовать?
Действительно, стол не был завален эскизами. В стакане не стояли десятки острозаточенных карандашей. Грусть серым туманом прокралась в мою душу. Неужели Мартин вместе со мной оставил в прошлом свой талант?
Но в один момент молчания, повисшего между нами, я поняла, насколько мелочны мои переживания. Сегодня из-за какой-то ошибки в моем прошлом погибли люди. Пусть я до одури сильно желала наплевать на свои догадки и посчитать случившееся очередным помутнением рассудка, но! Я больше не прощу себе ни одной попытки забыть случившееся.
С ужасом я осознала, что зря сбежала позавчера из машины Мартина. Тогда я испугалась, помню. Но бежать больше нельзя.
Глава 7.
— Нам нужно поговорить о произошедшем, — начала я. — Но не здесь.
На вялых ногах я вышла из комнаты и свернула к кухне, надеясь, что на ней миражи воспоминаний не всплывут перед глазами.
Кухонные шкафчики нежно-кофейного цвета заменили белые полки. Как всегда, здесь была идеальная чистота. Мартин никогда не оставлял после готовки ни единой капли на столе или случайно упавшего стебелька петрушки на полу.
Я любила наблюдать, как он готовит — с аристократической грацией и излишней аккуратностью. Возможно, поэтому его блюда были безумно вкусными и настолько красивыми на вид, что их становилось жалко портить вилкой или ложкой.
Готовит ли он сейчас? Кухня выглядела настолько чистой, будто ею вообще не пользуются.
Я перевела взгляд к столику у стены. Над ним под часами висел альбомный лист с бросающейся в глаза надписью: «Одна выкуренная здесь сигарета — сто рублей!» На столике стояла прозрачная баночка, на дне которой лежало уже около десятка купюр.
Мартин прошел мимо меня, бросил в банку стольник и открыл окно. За полотном штор достал с подоконника пепельницу и поставил ее на стол.
— Твоя девушка не в восторге от того, что ты куришь? — спросила я, присаживаясь на стул.
Лицо Мартина озарила на миг вспыхнувшая зажигалка. Он с наслаждением затянулся сигаретой и выпустил струю дыма к окну. Вспомнилось, как когда-то Мартин сказал, что в жизни не будет загаживать дымом сигарет свои легкие.
— Таким образом мы разрешили ссору. Она не возмущается из-за курения и по утрам с довольным лицом опустошает банку.
Я покосилась на тысячу рублей. Выходит, столько собралось за полдня?
Выходит, они живут вместе. Странно осознавать, что Мартин больше меня не любит. Я так привыкла к его любви. Его чувства были настолько сильны, что их хватало на двоих.
Я его не любила, хотя говорила противоположное. Боялась потерять бережное, ласковое обращение к себе, поэтому лгала, сколько могла.
Отлично, прежде я бежала в реальность от болезненных воспоминаний. Теперь я бегу в воспоминания от реальности.