Режиссеры-шестидесятники. Переиздание

В театре им. Ленинского Комсомола Товстоногов поставил пьесу о Сталине. Ее автором был грузинский драматург Ш. Додиани, и называлась она «Из искры» (1949). Роль Сталина исполнил тогда молодой актер Е. Лебедев (позднее в БДТ он займет одно из ведущих положений в труппе и сыграет роль еще одного диктатора — Гитлера в «Карьере Артуро Уи» Б. Брехта в постановке Э. Аксера). Беседу Сталина со своими соратниками — революционерами Товстоногов строил в композиции «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. То есть Сталин в этом спектакле сравнивался с Христом. Финал был патетическим, как и полагалось в таких случаях, когда на сцене на фоне трепещущего алого полотнища знамени появлялись два великих вождя Сталин и Ленин: их встреча словно бы происходила в вечности.

Несмотря на важное идеологическое значение темы и общую патетику постановки она не была безоговорочно принята партийным руководством города. Спектаклю предъявляли претензии в том, что он не слишком точно показывал взаимоотношения вождя с народом и соратниками. Но газета «Правда» защитила спектакль. В духе привычной партийной демагогии газета писала о том, что «на примере жизни и деятельности И. В. Сталина советский народ учится беззаветному служению родине. Преданности великому делу Ленина, строительству коммунизма». В результате заступничества первой коммунистической газеты Товстоногов избежал неприятностей.

Что Товстоногов еще ставит в эти годы? «Дорогой бессмертия» (1951) — спектакль о коммунисте Юлиусе Фучике. «Гибель эскадры» А. Корнейчука (1952), постановка, рассказывающая о подвиге коммунистов-матросов. То есть характерный для времени, для эпохи социалистического реализма героический репертуар с мажорным жизнеутверждающим звучанием. В центре либо исключительная доблестная личность вождя или коммуниста, либо народные массы.

В 1955 году в театре им. А. С. Пушкина (бывшая и нынешняя Александринка) Товстоногов ставит «Оптимистическую трагедию» Вс. Вишневского, с которой началась его настоящая слава. Этот спектакль лежит словно бы посредине между героическим театром 1940-х годов и театром середины 1950-х, в котором начинают звучать новые мотивы и темы.

«Оптимистическую трагедию» в свое время ставил Александр Таиров. На гражданскую войну он смотрел как на древнюю эпическую историю, от которой осталось возвышенное предание. Эпическое время, как писал М. Бахтин, обладает чертами завершенности, оно героично, оно словно застыло в вечности. Таиров поставил спектакль с подчеркнутой графикой мизансцен, с предельно обобщенными образами Комиссара (Алиса Коонен) и массы солдат и матросов.

Товстоногов, конечно, не мог повторить Таирова и поэтому искал свое решение трагедии. Все-таки это был уже 1955 год, Сталин умер, страна постепенно менялась. Поэтому Товстоногов писал о том, что его в пьесе Вишневского привлекают не обобщенные образы из эпического предания, а живые люди. Комиссара в спектакле Товстоногова играла О. Лебзак, которая подчеркивала в образе черты женственности, обыденной человечности. В спектакле появилась сцена, в которой Комиссар писала письмо матери. Это добавляло теплоты к образу, кроме того в характере Комиссара в этом спектакле проявлялись черты растерянности, усталости — не так — то просто женщине было управлять целым полком.

Интересны были в этом спектакли и образы Сиплого (А. Соколов) и Вожака (И. Толубеев). Они были решены не как символические фигуры, а как вполне конкретные живые люди, представители рабской человеконенавистнической идеологии. Матроса Алексея играл И. Горбачев — тоже создавая вполне живой конкретный образ человека, в котором была и доброта, и обаяние.

«Оптимистическую трагедию» Г. Товстоногов выпускает за несколько месяцев до ХХ съезда партии. И уже очень скоро в 1956 году он становится главным режиссером Большого драматического театра, который и станет главным театром его жизни. В 1957 году Товстоногов уже выпустит «Идиота» Ф. Достоевского с молодым необычным актером И. Смоктуновским.

Трудно себе представить, что один и тот же художник сначала ставил пьесу о Сталине и последовательно работал в русле героического патетического театра 1940-х годов, а потом выпустил спектакль по одному из самых сложных произведений Ф. Достоевского с образом князя Мышкина, ассоциировавшегося с Христом. Как это сопоставить? Представителя эпохи социалистического реализма и одного из наиболее ярких художников наступившей «оттепели»? Как Товстоногов оказался способным на такую резкую перемену, на такую почти невероятную метаморфозу? Этим вопросом задавались все исследователи творчества Г. Товстоногова. Сам режиссер как будто не оставил на этот счет никаких свидетельств. Он вообще никогда не раскрывал интимные стороны своей души, никогда не шел на откровенное лирическое высказывание. В отличие, скажем, от А. Эфроса, который очень охотно делился своими сокровенными размышлениями о театре и о себе.