Резидент

Запасной полк располагался сразу за селом, укрывшись под кронами смешанного леса, разросшегося длинной полосой вдоль железной дороги. Полк состоял из трех батальонов: первый был укомплектовал офицерами, во втором находились те, кто был призван из ближайших мест и прибывал из госпиталей, третий — маршевый батальон, который в скором времени должен отбывать на фронт.

Полк размещался в огромных блиндажах, построенных основательно, добротно, со знанием дела, способных выдержать даже бомбовый удар. Блиндажи были сооружены совсем недавно, и на всю округу распространялся запах свежеструганого теса. Каждый из блиндажей был рассчитан на роту, но многие места в них пустовали — ожидалось свежее пополнение. Командный состав полка проживал отдельно.

В полку была установлена крепкая дисциплина, за которой строго присматривал старший замполит, воевавший еще в Гражданскую и лично знавший самого товарища Ворошилова, о чем он нередко любил рассказывать.

Прибывшего старшего сержанта после короткой беседы перед дальнейшей тщательной проверкой должны были отправить в батальон для красноармейцев, а потому разыскать его среди вновь прибывших было нетрудно. Таких оказалось трое. Романцев решил поговорить с каждым из них.

Начальником контрразведки фильтрационного полка был майор Груздев, с которым у Тимофея сложились приятельские отношения. Выслушав его короткий рассказ о цели визита и о желании побеседовать с прибывшими бойцами, майор отдал распоряжение, и уже через несколько минут Романцев беседовал с подошедшим бойцом, вторично призванным. Первый раз парня призвали из Минска, где он получил боевое крещение. Вместе с группой бойцов выходил из окружения, влился в партизанский отряд и, что особенно важно, пришел с личным оружием и сохранил комсомольский билет. Комиссар партизанского соединения дал ему весьма достойную характеристику, отметив его храбрость. На личном счету парня три эшелона с немецкой техникой, пущенных под откос. Так что фронту он принес немалую пользу. Его проверка много времени не заняла.

Вторым был боец, четыре месяца числившийся погибшим. Но, как выяснилось впоследствии, все это время он провалялся в госпитале с тяжелым ранением в брюшную полость, а его документы в результате какой-то путаницы оказались в списке убитых. После лечения его отправили в фильтрационный полк, где военная контрразведка занялась проверкой его личности и восстановлением утраченных документов. Все сказанное им ранее впоследствии было подтверждено. А начальник госпиталя, оказавшийся по делам службы в запасном полку, тотчас признал в нем тяжелораненого бойца. С сопроводительными документами парня отправили в маршевый батальон. Откуда он вскорости должен будет отправиться на фронт.

Третьим оказался тот самый старший сержант с приметными буквами на вещмешке. Фамилия у него была Зеленчук. Он уверенно вошел в землянку, где проходил опрос, доложился, как и положено, по форме. Крепок, приземист. Лицо круглое, простоватое, лишенное всякой хитрости. Во внешности ничего такого, что может вызвать антипатию. Прижав руки к бедрам, терпеливо дожидался вопроса, взгляда не прятал — смотрел прямо в глаза Тимофею.

Капитан не торопился задавать вопросы, тянул, все более углубляя паузу, — занервничает старший сержант или нет? Но затянувшееся молчание боец встретил спокойно, даже еле заметно улыбнулся.

Наконец Тимофей задал первый вопрос:

— Значит, старший сержант Зеленчук?

— Так точно, товарищ капитан, — с готовностью отозвался вошедший.

— Так вот, товарищ старший сержант Зеленчук, каким образом вы оказались в этой части?

Зеленчук взгляда не отвел, смотрел прямо. Ни во внешности, ни в жестах не было ничего такого, что указывало бы на смятение или растерянность. Если он действительно заброшен для легализации абвером, то прошел отменную школу. Нервы у него просто железобетонные!

— Я не выбирал, товарищ капитан. Был направлен в эту часть из полевого госпиталя.

— Где находится госпиталь?

— В Воронеже.

— Номер госпиталя?

— Девятьсот двадцать один.

— Как долго добирались?

— Три дня.

— Предписание с собой?

— Так точно!

— Дайте взглянуть.

Зеленчук расстегнул верхний карман и вытащил из него вчетверо сложенное предписание. Слегка помятое, с приставшими крупинками табака, оно выглядело подлинным. Бумага немного желтоватая, каковой пользуются даже в штабе фронта. Места изгибов чуток затерты, но ровно настолько, насколько могут быть у бумаги, сложенной вчетверо и пролежавшей несколько дней в нагрудном кармане. Все графы были заполнены и размещались в том порядке, какой предусмотрен инструкциями. Никаких размытых печатей или потертостей. Указаны сроки выписки и время, когда старший сержант должен прибыть в часть. Правда, имелось одно небольшое «но»…

Подняв на стоявшего в ожидании Зеленчука взгляд, Тимофей спросил:

— Вы так рветесь на фронт?

— Не совсем понимаю вопрос, товарищ капитан, — слегка оторопел старший сержант.

— Вы прибыли в часть на несколько дней раньше. Вам ведь положено до десяти дней отпуска. Так? Почему вы этим не воспользовались?