Резидент

Лаз находился у самой земли, пришлось буквально вползать в бугор, распластавшись по земле, но уже внутри было достаточно много места для двоих.

Переждали ночь, выдавшуюся прохладной и росистой. Темнота давила так, что было больно глазам. Но всю ночь Тимофей не сомкнул глаз, усиленно всматривался в черноту, а рядом ворочался старшина, прислушиваясь к тревожным шорохам.

Ближе к утру пропищала дважды сойка, ей отозвалась другая лесная пичуга, столь же задиристо, и Щербак негромко произнес:

— Он идет, товарищ капитан. Сейчас будет здесь.

Минут через пять Романцев увидел человека в маскхалате, приближавшегося к поляне. Подходил он без спешки, ступал аккуратно, старался не наступать на попадающиеся на пути сухие ветки. Останавливался, прислушивался. В общем, шел так, как ходит человек, который хочет остаться незамеченным.

Ступил на поляну, вновь осмотрелся, будто что-то почувствовал. Не решался подходить к тайнику с рацией, все чего-то выжидал, всматриваясь пристально в рассеивающейся сумрак.

— Будем брать, как только он начнет распаковывать рацию, — шепотом напомнил Романцев.

Убедившись в безопасности, диверсант подошел к тайнику. Аккуратно приподнял вырезанный дерн и бережно положил его рядом. Затем вытащил из ямы лапник и уложил рядом. Старшина просвистел сойкой в тот самый момент, когда немецкий агент, присев на корточки, ухватился за ранец с рацией.

Неожиданно из-за дерева выскочили двое бойцов: один со стороны спины, отрезая путь к отступлению, а другой шагнул прямо на него, наставив в грудь автомат:

— Поставь рацию!

Диверсант, не успевший распрямиться, продолжал держать в руках ранец с рацией. В следующее мгновение он швырнул ее в стоявшего напротив бойца и мгновенно вытащил из-за голенища нож. От неожиданного удара рации в грудь боец на какое-то время потерял равновесие, ствол автомата колыхнулся, прицел сбился. Диверсант уже прыгнул на бойца, повалил его на землю и занес для удара нож. Контрразведчик, стоявший позади, подскочил и ударил диверсанта прикладом по затылку. Не удержав вдруг потяжелевший нож, диверсант выронил его из ослабших пальцев и завалился на спину, разбросав по сторонам руки.

Раскидывая в сторону ветки, на поляну, сжимая в руке пистолет, выскочил Романцев. Склонился над упавшим радистом и неодобрительно покачал головой:

— Да ты же его убил, Иванцов! А поаккуратнее как-то нельзя было? Я же всех предупреждал, он нам живым нужен!

— Товарищ капитан, так кто же знал, что он такой хлипкий? — виновато ответил красноармеец.

— Ох, усложнил ты нам задачу! — продолжал сокрушаться Романцев. — Трибунал по тебе плачет!

Старшина Щербак постучал по щекам упавшего диверсанта и обрадованно произнес:

— Кажись, дышит. Вставай, сволочь фашистская! — тряхнул он его за шкирку. — Вставай! — и отвесил хлесткую пощечину. Диверсант открыл глаза, непонимающе уставился прямо перед собой. — Я бы этому гаду еще добавил. Из-за него хороший человек чуть под трибунал не попал. — Старшина умело его обыскал, вытащил из карманов документы, из кобуры выудил «ТТ». — Возьмите, товарищ капитан.

Едва пролистав военный билет и командировочное предписание, Романцев спрятал их в планшет.

— Дай я с ним сам поговорю, — сказал он и наклонился над диверсантом, понемногу приходившим в себя. — Когда от вас отошел старший сержант?

Сжав челюсти, диверсант хмуро смотрел на склонившегося над ним Романцева.

— Я не знаю.

— А кто за тебя будет знать? — Тимофей ткнул ствол пистолета прямо ему в лоб. — Говори, если не хочешь, чтобы мы тебя прямо в этой яме закопали! Твое имя?!

— Григорий Панаевский, — выдавил из себя диверсант, пытаясь приподняться.

— Сидеть! Какова твоя роль в группе?

— Я — радист.

— Кто у вас старший?

— Фрол Кравченко. Он меня сюда послал за рацией и документами.

— Это его настоящее имя?

— Нет, по абверовским документам.

— Как звать второго?

— Василий Рубан, имя и фамилия тоже не настоящие.

— Где они находятся?

— В землянке, недалеко отсюда.

— Вы уже забрасывались сюда?

— Да, — не сразу ответил Панаевский.

— Что за землянка?

— Ее перед самым отступлением соорудили.

— Почему рацию оставили?

— Нести тяжело. А тут еще и взрывчатка.

— Запарились, значит, — хмыкнул Романцев. Достав карту, сказал: — В какой квадрат идете?

— Вот сюда, к этому изгибу. Там небольшой мосток проложен через какую-то промоину, вот под опору и заложим взрывчатку, — показал диверсант на полоску железной дороги, рассекающей зеленое пятно лесного массива. — Наша задача заблокировать участок в районе Детковцы, а потом выдвигаться в Броды. Там нас должны встретить бойцы УПА.

— Зачем?

— Организуется какая-то крупная акция, но какая именно, я не знаю. Я всего лишь радист.

Железная дорога проходила через расположение Тринадцатой армии, была одной из главных артерий, снабжающих боеприпасами Первый Украинский фронт. Удар решено было нанести по самому уязвимому месту. На восстановление путей потребуется немало времени, а значит, в случае наступления немцев Первый Украинский немедленно ощутит нехватку боеприпасов.

— Когда именно они должны подойти к мосту?