Резидент

— Но ведь это происходит у ворот того дома, где мы собрались! — Краснов обратился к Попову. — Вы тоже так полагаете, генерал?

— Ротмистр ошибается, — ответил тот.

Собачий лай раздался в кабинете. Опершись передними лапами на подоконник, лаял атаманский дог.

— Фу! — воскликнул Краснов, спеша к окну.

Варенцов последовал за ним, говоря:

— Это сейчас кончится. Собак разгонят водой из пожарных насосов. Ворота обольют керосином.

Он взглянул в окно, куда смотрел дог: на дереве, всего в десятке шагов от дома, между ветками прятался мальчишка в черной косоворотке. Он с насмешкой смотрел прямо на них, в окно кабинета.

Донесся голос стражника Ярошенко:

— Куда! Куда! Вот вас сейчас керосином!

Ему ответил голос начальника караула Степанюка:

— Это ж они к атаманскому кобелю. И один-то приедет, мороки сколько: ночи не спать, — так он и кобеля тащит! И еще думает: тайно, мол, съехались!

Краснов повернулся к Попову. Щека его дергалась.

— Если секретность операции будет обеспечена так же, как секретность нашего визита в этот город, вас обоих отстранят от службы и отдадут под суд.

— Стражников, которые провели сейчас этот диалог, арестовать, — тоном сухого приказа сказал Попов Варенцову. — Всех, кто были на улице и могли слышать их, — арестовать.

Варенцов еще раз поглядел на дерево. Мальчишка переменил положение и сделался почти неразличим среди веток и ржавой осенней листвы, но лицо его все-таки выделялось довольно ясно и было оно очень знакомо по какой-то особой пристальности взгляда. Как же этот негодяй попал в скутовский сад? Скандал из скандалов!

— Вы правильно распорядились, — сказал Краснов.

«Но раз мальчишка не убежал, а остался полюбоваться, значит, он — хулиган и действовал в одиночку!» — чуть не вырвалось у Варенцова.

— Вы правильно распорядились, — повторил Краснов.

Все генералы стояли у окон кабинета, но мальчишки не замечали. Видимо, его можно было разглядеть только с того места, где находился Варенцов.

— Можете идти, — сказал Попов.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀⠀*⠀⠀*

⠀⠀ ⠀⠀

На улицу Варенцов не вышел, а вылетел. Вслед за ним выбежали все чины стражи и контрразведки, какие только находились в доме. Варенцов лично отобрал у Ярошенко и Степанюка наганы и шашки. Хуже было с толпой. Среди задержанных оказались только обслуга Скутова, и без того прекрасно знавшая о совещании, да такие люди, которых никак нельзя посадить под замок: Горинько, Варенцов-отец, Шорохов, старая барыня. Продержав их в скутовском доме, пока генералы не уехали на вокзал, Варенцов всех отпустил.

Парень в косоворотке исчез, как провалился сквозь землю. Впрочем, в том, что его найдут, Варенцов не сомневался: он много раз уже определенно видел и эти глаза, и это лицо.

Отгадка пришла быстро. На вопрос, не заметил ли он с улицы парня на дереве, Леонтий Шорохов ответил:

— Еще бы не заметить, Семен Фотиевич! Это ж Матвей — братец мой милый!

И тогда-то Варенцов понял, на кого именно был так похож парень, — на самого Леонтия Шорохова.

И он злорадно усмехнулся: насколько ж он прав, с самого начала полагая, что весь этот случай — хулиганство без всякой связи с подпольем!

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ Глава 2 ⠀⠀ ⠀⠀

У города было два конца, или, как их еще называли, два края. Степной, где в основном жили казаки и крестьяне, занимавшиеся землепашеством, державшие коров, табуны лошадей, овец. Сразу за околицей тут начиналась раздольная степь, и где-то там, далеко-далеко за горизонтом, пролегла серебряная лента Дона.

В степном краю, возле станции железной дороги, находился центр города, его главные улицы: Донская, Московская, Широкая, Думская, застроенные особняками шахтовладельцев, богатых купцов — торговцев зерном и мясом, гонявших гурты в Москву, Петербург, Нижний Новгород. Зелень садов разделяла эти дома.

А другой край назывался шахтным. Здесь над землянками, бараками, мазанками возвышались конуса терриконов — гигантские кучи вынутого из глуби недр камня — да похожие на скворечни, величиной с дом, копры угольных шахт: Пашковской, Шурилинской, Цукановской, РОПИТА — Русского общества пароходства и торговли.

В этом краю круглый год пахло серой от тлеющих терриконов. Бараки и домишки стояли черные, словно обугленные. Узкие, кривые, размытые дождями и талыми водами улицы переходили в балки. Кроме терриконов да шахтных копров, все тут жалось к земле: и дома, и низенькие заборы из плитняка, и редкие кусты чилиги — желтой акации, и полузасохшие от серного дыма деревца шелковицы и вишни, и поэтому сюда нельзя было прийти незамеченным, любой человек еще издали оказывался виден за всеми этими заборами, землянками и сарайчиками.

Был конец дня. Мужчина лет сорока пяти, одетый в латаную-перелатанную брезентовую робу, бородатый, с шапкой черных волос, закрывающих лоб, с обушком на плече, с горняцкой лампой у пояса, опустив плечи, устало шел шахтерским краем.