Измайлов дождался, когда начальник станции остался один. У него он выяснил: начальник вокзала тяжело болеет вот уже месяц. Его замещает Бабаев. Принят на работу полтора месяца назад. Большевик. Сорока пяти лет от роду.
Эта информация, как холодный душ, остудила юношу. Правда, когда он увидел в тонкой перегородке сквозные щели и воочию убедился в возможности подслушивания, у него появилась небольшая надежда. Шамиль вытер платком вспотевший лоб. Измайлов вышел из кабинета, попросив его хозяина, чтоб тот обязательно известил помощника начальника вокзала о их разговоре. Проверим-ка этого Бабаева! Если он замешан во всей этой темной истории, то помначвокзала либо позвонит своим людям, что чека дышит ему в затылок, либо задаст деру.
Около десяти утра появился помощник начальника вокзала. То был коренастый рыжеватый мужчина с вьющимися волосами. Бабаев энергично распахнул дверь, открыл окно и только после этого направился к начальству. И чекист поспешил связаться по телефону с Брауде.
— Шаг верный, — одобрила она. — Но в одиночку такие дела не начинают. — В ее голосе послышалось больше беспокойства, чем недовольства. — Жди Хайретдинова с красноармейцами. А насчет телефонной станции — не беспокойся. Возьмем под пригляд.
Через четверть часа Бабаев появился в зале ожидания вокзала. Потом позвонил от военного коменданта какой-то Зайнаб и попросил ее сходить в караван-сарай и передать соседу, что он срочно отъезжает в Бугульму — там случилось крушение поездов — и что приедет через пару дней.
«Крушение? — удивился Измайлов. — А что ж это начальник станции ничего мне не сказал…»
Чекист поспешил к станционному начальству. Однако никто не знал о железнодорожной катастрофе в Бугульме. Он понял: это выдумка Бабаева. Вернее, условное сообщение о его провале. Но когда Шамиль вернулся в комнату военного коменданта, откуда названивал Бабаев, того уже след простыл. Не было его ни на первом этаже, ни на привокзальной площади, ни на перроне. «Вот те на! Уж не шайтан ли его спрятал?» Измайлов перемахнул пути, нырнул под вагон, что был сцеплен с несколькими теплушками, и очутился лицом к лицу со стрелочником.
— Бабаева, помощника начальника вокзала, не видели? — выпалил чекист, переводя дыхание.
Железнодорожник старчески пожевал губами, поправил замасленную кепку и хмыкнул:
— Эка хватился. — Он махнул рукой в сторону отходившего товарняка, хвост которого вот-вот скроется за поворотом. — Тамотки Бабаев-то, в товарняке. Видел, как в хвостовой вагон запрыгнул.
— А куда товарняк-то пошел?
— Кажись, в Вятку.
— Как его остановить?! Догнать как?!
Стрелочник криво усмехнулся:
— Туточки и Аллах не поможет: хочь молись, хочь нет. — Старик, сделав шаг, остановился. — А ить догнать-то, сынок, могешь. — Он кивнул в сторону привокзальной площади. — Беги к извозчикам да гони на Сибирский тракт через Арское поле. Туточки-то железная дорога крюк делает верст на десять. А ты напрямки на лошади-то. Тута версты три-четыре, не более.
Через несколько минут Измайлов уже сидел в пролетке позади извозчика, то и дело поторапливая его:
— Гони скорей! Гони!.. За скорость вдвойне уплачу.
— Знаю я вас, молодых-то, — ворчал бородатый извозчик, — с вас и одну-то цену не получишь. Норовите задарма.
А с ветерком-то дорого стоит. Ветерок-то тоже деньги стоит. После нее савраска-то моя цельный день еле копыта переставляет. И хвостом не махает…
«Идиот! — забушевал про себя юноша. — Контра! Сейчас лошадь твоя отмахается хвостом». И чекист схватился за пистолет. Но тут же усилием воли погасил свой гнев, вспомнив слова Гирша Олькеницкого: «Власть, которая возвышается над людьми на черных столбах безнаказанности, безответственности в своих делах, — это и есть власть мракобесия, исторически обреченная».
Шамиль достал из кармана нужную купюру и протянул ее извозчику. Тот довольно крякнул, достал кнут и стегнул лошадь: «Но! Радемая! Ну! Просыпайсь!»
Лошадь понесла во весь опор по улице, и пролетка дробно застучала по неровным булыжникам дороги. Теперь чекисту не надо было извозчика ни уговаривать, ни грозить ему оружием. «И верно ведь, — думал Измайлов, — деньги могут потягаться с насилием и страхом. Этому извозчику с его лошаденкой завтрашний день обеспечен. Да и на власть не будет в обиде». Размышляя, Шамиль пытался заглушить внутренний голос: «Лишь бы успеть! Лишь бы догнать!»
— Шамиль! Шамиль! — донесся женский голос издалека. Он и не сообразил сразу-то, что это его зовут. Сообразил всевидящий на козлах извозчик.
— Тебя, милок, кличет барышня, — не оборачиваясь, бросил он.