Резидент галактики

Выполняя желание матери, он поступил в институт и так же примерно учился еще пять лет, закончив курс с красным дипломом. Мать не могла на него нарадоваться. Еще бы: каждая женщина могла бы только позавидовать ей, имеющей такого сына, спокойного, скромного, умного, грамотного, образованного, не пьющего и не курящего, не бабника какого-нибудь, а приличного молодого человека… Потом не столь уж и молодого. Потом и вовсе немолодого… Неизвестно, каким хотела видеть своего сына эта маленькая, некрасивая женщина, безропотная и слабовольная, всю жизнь проработавшая лаборанткой в исследовательском институте; как и от кого она на сороковом году жизни решилась понести и родить его. Будьте уверены, не такой она мечтала видеть свою жизнь и своего сына в годы суровой, полуголодной юности. Невесты, которых она в одно время начала было приглашать, не волновали нашего героя, да и он их, прямо скажем, пугал. Таким образом он на тридцать девятом году жизни заживо похоронил себя на восьмом этаже в изолированном склепе с совмещенным санузлом и смердящим мусоропроводом у самой двери.

Если не принимать во внимание грохота рок-музыки, доносящегося с девятого этажа, вечных скандалов за стеной слева, рева младенцев за стеной справа и звуков нескончаемого ремонта на седьмом этаже, можно было бы сказать, что в комнате этой царила относительная тишина. Молчали стареющие ходики в виде кошачьей морды с бегающими глазами, остановленные в скорбный час материнской кончины. Тихо, очень деликатно поскрипывал шкаф, в стародавние времена прозванный «славянским», угрюм и недвижим был его одногодок-стол. Порою чуть потрескивали обои, и то одна, то другая полосы отваливались и падали на пол. Тогда человек со вздохом вставал и принимался лепить их на стены силикатным клеем.

– Хозяин…

Он вздрогнул. Голос этот родился в нем самом и прозвучал в мозгу тихо и отчетливо.

– Хозяин, это я. Фльйаргар-078.

– Фля…

– Нет, после Л должно идти длительное смягчение, потом «йот»…

– Послушай, а нельзя ли назвать тебя как-нибудь попроще? – попросил он.

– Пожалуйста. Можете просто называть мой цифровой индекс.

Человек задумался. Пожалуй, индекс ему и в самом деле было проще представить, однако он никак не согласовывался с этим тихим, заботливым голосом из пустоты.

– А можно, я буду звать тебя просто… Ну, Фляр? Ты не обидишься?

– Как вам будет угодно, хозяин. Я нахожусь в полном вашем распоряжении. Мне поручено объяснить вам ваши способности и научить пользоваться ими. Это не так уж сложно, благо, в вас вживлена система транстипизации. Надо быть только очень осторожным.

Фляр был машиной. Умной, чуткой, доброжелательной, заботливой, но машиной. Или был заключен в машину за какие-то давние свои грехи, но не роптал, а честно и усердно работал. Уже сотни лет в его обязанности входил сбор, обработка и анализ информации о нашей планете. До последнего времени посильную помощь в этом ему оказывали крупные блюдцеобразные зонды, однако сейчас он избегал их посылать, довольствуясь тем, что поступало к нему на волнах электромагнитного излучения.

Неторопливо и методично он вылавливал и анализировал все радио– и телепередачи. Открытой книгой для него были коды посольств и армий, с одинаковой чуткостью его пеленгаторы улавливали радиопереговоры автоинспекторов на шоссе и пилотов сверхзвуковых истребителей. Вся сложнейшая система локаторов и электронный мозг были вмонтированы в одну из могучих гор на окраине кратере Коперника. И это составляло некоторое неудобство для общения. Днем связи не было, в новолуние передачи проходили плохо. Но в эту ночь связь была нормальной.

– Как вы понимаете, – говорил Фляр уже под утро, – мы не запрещаем вам приобретать любые жизненные блага. При желании вы можете напечатать себе какое угодно количество ваших денежных знаков.

– Благодарю. Это у нас считается преступлением.

– Не забывайте, что вы являетесь представителем не только вашей, но и нашей цивилизации.

– Ваши нравственные критерии дозволяют совершать преступления?

– Смотря что считать преступлением. Порою несовершение преступления является гораздо худшим преступлением. Взять хотя бы одного из ваших предшественников. У него не хватило духу взорвать в Лос-Аламосе бомбу вместе с создателями. И она взорвалась в Хиросиме.

– И он… И что вы с ним сделали?

– Ничего. Он сам прекратил свое существование. Ушел в Массив. Вам надо очень точно взвешивать свои поступки и во всем советоваться со мной. Не вздумайте вмешиваться в «большую политику», навязывать людям свой образ мышления, угрожать им. Галактика не одобряет прямого диктата.

– Что ты называешь Галактикой?

– Две цивилизации сверхзвездных, четыре – околозвездных, восемь – планетарных.

– Всего четырнадцать.

– Считая с вашей.

– Что ж… благодарю. Итак, что я должен буду делать?