Резидент на поводке

– Судя по фамилии, вы занимаетесь расследованием дорожно-транспортных происшествий? – осведомился режиссер. – Что, кто-то из наших артистов поставил машину в неположенном месте или проехал перекресток на красный свет?

– Нет, я занимаюсь расследованием убийства, – сухо и строго отозвался Гудронов, со значением выделив последнее слово. – И в связи с этим расследованием мне нужно задать несколько вопросов вашей актрисе... – он сверился с запиской, которую продиктовал ему Ананасов, – вашей актрисе Ирискиной. Могу я с ней поговорить?

– Вы все равно сорвали репетицию, – повторил режиссер, недовольно пожевав губами. – Так что говорите, я вам не мешаю. Людмила, спустись со сцены, этот молодой человек, кажется, пришел к тебе.

И со сцены спустилась та самая актриса, которую режиссер ставил в пример, актриса, исполнявшая роль практичного и целеустремленного поросенка НафНафа... актриса, которую капитан Гудронов не слишком-то оценил с первого взгляда.

– Это вы – Ирискина? – осведомился он строгим голосом, чтобы сразу же показать им всем здесь, что он, капитан Гудронов, – человек серьезный и занятой и даром тратить время не намерен.

– Ну я, – ответила актриса несколько настороженно и даже враждебно.

Эта настороженность была вызвана несколькими причинами.

До сих пор Людмила Ирискина сталкивалась с милицией только в одной ситуации – когда ее штрафовали за неправильный переход улицы. Ну, еще, конечно, при получении паспорта, но это, в общем, не в счет. Согласитесь, что платить штраф не очень приятно, но еще хуже то, что милиционеры норовили, кроме штрафа, прочитать неосторожной девушке нотацию. То есть совместить приятное с полезным. А она потому и перебегала улицу в неположенном месте, что опаздывала на репетицию и очень спешила, так что милицейские поучения не вызывали у нее ничего, кроме раздражения.

Кроме того, она не знала, что нужно от нее явившемуся в театр милиционеру, а всякая неизвестность страшит. Она пыталась вспомнить за собой какие-нибудь правонарушения и терялась в догадках.

Короче, Людмила испугалась и, как большинство людей, пыталась скрыть испуг под маской враждебности.

– Ну я, – повторила она, вызывающе глядя на милиционера, который почему-то молчал. – А что надо?

Капитан Гудронов вспомнил вдруг слова своего непосредственного начальника полковника Хохленко. Тот не уставал повторять, что настоящий опер должен думать не только ногами, но и головой, то есть задача оперативного работника – это задержать преступника и собрать доказательства его преступления, но иногда бывает больше пользы не от беготни, а от спокойного разговора со свидетелем.

Вспомнив наставления начальства, Гудронов сделал более приветливое лицо и шагнул ближе к девушке.

– Я бы хотел прояснить у вас некоторые вопросы! – любезно произнес он, причем любезность эта не произвела на Л. Ирискину особого впечатления.

Гудронов внезапно рассердился и решил не тянуть кота за хвост. Он вынул из кармана розового поросенка и протянул актрисе:

– Это ваше?

Даже бесхитростный Сеня Гудронов заметил, как она вздрогнула.

– А вам зачем? – испуганно спросила она.

– Здесь вопросы задаю я! – отчеканил Гудронов.

Однако отчего-то Л. Ирискина не прониклась серьезностью момента и не стала отвечать четко и правдиво. Напротив, она твердо сжала губы и посмотрела на Гудронова с большой неприязнью.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – вызывающе спросила она. – Тогда изложите ваши подозрения более конкретно.

– Да я вас пока ни в чем не подозреваю, – смешался капитан, – я только прошу вас ответить на мой вопрос.

– Да с чего вы взяли, что это мой поросенок? – спросила она, сделав невинные глаза.

Неискушенный Сеня Гудронов принял вопрос за чистую монету, но режиссер Кирилл Мефодьевич, слушающий их беседу, тут же поморщился, поскольку уловил фальшь в Людмилиных словах. Великий режиссер Станиславский сказал бы свое знаменитое «Не верю!».

Однако вмешиваться Кирилл Мефодьевич не стал – это же не репетиция пьесы. Вот на сцене он бы Людмилу за такое взгрел. А остальное – не его дело.

– Вы играли поросенка Пятачка на утреннике неделю назад? – спросил Гудронов.

– Ну я. – Она покосилась на режиссера и беспокойно облизнула губы.

– Вам вручили этот сувенир? – настаивал Гудронов.

– Ну да... наверное... я не помню.

– Так вы можете предъявить мне своего поросенка? – Против воли Гудронов повысил голос.

– А в чем, собственно, дело? – вмешался режиссер. – Что не так с этим поросенком?

– Это не поросенок, а улика, я должен соблюсти тайну следствия, – уклонился от ответа капитан.

– Этих поросят было много, отчего вы прицепились именно к моему поросенку? – задала Ирискина очень здравый вопрос.

Сеня Гудронов не мог на него ответить честно, что остальные десять поросят пропали в неизвестном направлении, поэтому он хотел промолчать со значением – дескать, идет следствие, посторонним о том знать не положено, но получилось у него молчание неуверенное, он мялся, как троечник у доски.

– Так как насчет вашего поросенка, – напомнил он, – вы можете его мне показать?