Резидент свидетельствует

Вскоре в каюту заглянул капитан. Чтобы обрадовать нас, он сказал, что в такую погоду ни подводные лодки, ни самолеты не могут выйти в поиск. Такой ураган их разломает. Разумеется, этими словами он вдохнул надежду, что мы благополучно доберемся до Англии.

В порту города Кардиф нас встретил советский консул. Увидев плачевное состояние жены, измученной морской болезнью, он рассказал, что караван из 50 судов и двух эсминцев, вышедший из Архангельска, — тот, на который мы опоздали, проходил тем же маршрутом, как и наш, но только при ясной погоде. В опасной зоне на них напали два звена немецких самолетов и три подводные лодки. Немцы за короткое время потопили 40 пароходов и оба эсминца, на борту которых находились 120 советских морских офицеров, следовавших в Англию для приема у англичан военных кораблей для СССР. Бог морей Посейдон спас нас от смерти.

Все три ночи, которые мы провели в Лондоне, город подвергался многократным налетам немецкой авиации.

«Кусочек» Англии

В последнюю ночь мы не пошли в бомбоубежище, но пожалели об этом, когда услышали чудовищные взрывы. Наконец, на четвертый день документы на вылет были получены, и мы поездом выехали на север Шотландии в город Эдинбург, где в окрестностях находился военный аэродром, приспособленный для полетов авиации в Швецию.

Город Эдинбург, в отличие от сумрачного и безлюдного Лондона, казался оживленным. На скамейках, в скверах и на широких проспектах пожилые люди грелись в ярких не по-зимнему лучах солнца. Погожий день облегчил нашу душу от воспоминаний о тревогах и опасностях, поджидавших нас на всем пути, начиная от Москвы. Присели и мы на скамейку на небольшой площади, где почему-то было видно множество польских офицеров в форме. Они живо обсуждали какой-то вопрос и держали в руках листок явно экстренного сообщения. Подойдя к одному из них и извинившись за беспокойство, я спросил его на польском языке, о чем так оживленно идет спор. Очевидно, меня выдал акцент. Офицер, окинув меня удивленным взглядом и улыбнувшись, ответил на чистом русском языке:

— Рад встретить русского человека в туманном Альбионе, — затем, показав на газетный листок, он возбужденно прочитал мне, что прошедшей ночью немцы обстреляли Лондон каким-то новым оружием типа крылатых ракет. Мне сразу вспомнились те страшные взрывы, которые мы слышали в нашей гостинице. — Мы опасаемся, — сказал мне польский офицер, — что немцы могут применить такое оружие и на фронтах войны.

В ответ я рассказал ему о взрывах в Лондоне минувшей ночью.

Затем я полюбопытствовал, спросив его, почему он признал меня за русского, ведь спрашивал я его на польском, грамматически правильном, языке, и откуда он сам так хорошо знает русский язык. Назвав себя Тадеушем Плесецким, офицер рассказал, что отец у него поляк, а мать русская. До войны он много лет работал секретарем военного атташе Польши в Советском Союзе и поэтому в моем разговоре с ним на моем неплохом польском языке уловил интонацию произношения, свойственную только русским.

— Польские слова вы произносите жестче и тверже, чем мы, поляки, — подметил он.

Когда мы возвратились из города в гостиницу, нас встретил там лейтенант воздушных сил Англии и сообщил, что через два часа он увезет нас на аэродром. К этому времени мы должны быть готовы. Когда в назначенное время мы спустились в холл гостиницы, там собралось уже около тридцати человек. Это были те люди, кто должен был лететь в Швецию. Лейтенант достал из походной сумки лист бумаги и начал перекличку. Все были в сборе, сели в автобус и поехали в неизвестность.

На аэродроме другой англичанин, в чине капитана, кратко пояснил, что в Стокгольм полетят два самолета с интервалом в час времени. Пассажиры должны сами решить, на каком самолете лететь. Далее он сказал, что полет будет проходить в течение примерно четырех часов через зону, контролируемую немецкой авиацией — район Северного моря и территории Норвегии, оккупированной немцами.

— В этой связи, — сказал он, — вам нужно снять с себя верхнюю одежду и положить в карман пальто записку с указанием фамилии и имени владельца. Вместо этого вы оденете на себя комбинезон, пробковый жилет и поверх всего парашют — на тот крайний случай, если придется выбрасываться из самолета. Таких случаев у нас не было, но инструкция существует и ее надо выполнять. Когда подниметесь на высоту семь тысяч метров, обязательно наденьте кислородные маски, — повелительным тоном произнес капитан.

После всего сказанного я заметил, что присутствующих охватила тревога, они обмякли, сжались. Взглянув на жену, увидел и на ее лице щемящую грусть. Она вопросительно смотрела на меня широко открытыми глазами, как бы спрашивая, что делать? По правде говоря, тяжелое настроение пассажиров, и в первую очередь жены (сын не понимал, что происходит), овладело и мной. Волнение и беспокойство стало массовым. Стояли как окаменелые, только несколько человек заняли в очередь на первый рейс. Жена тихо спросила:

— На какой самолет нам становиться в очередь?