Резидентура. Я служил вместе с Путиным

Потом он сказал мне еще много «теплых» слов. Просто разряжался об меня, зло сгонял. А через полчаса, явившись на работу, устроил мне форменный разнос.

Правы старые служаки, постоянно повторяющие заповедь: «Не спеши выполнять указание начальника, ибо он все равно его отменит».

Между прочим, разряжаться о подчиненных любят многие генералы, что им даже рекомендуют холуйки-врачихи из их генеральской терапии. Говорят, что это, мол, спасает от инфаркта. Но ведь у подчиненных тоже есть сердце и нервы.

У меня с Титкиным были сложные отношения. Он то вынашивал идею о моем откомандировании, то осыпал меня милостями. Аттестацию мне написали очень хорошую. Писал ее, правда, Лещёв, но Титкин-то с текстом согласился. В качестве недостатка мне указали, что я слишком категоричен в оценках людей. Это уж точно. Умного я всегда называл умным, порядочного – порядочным, дурака – дураком, подлеца – подлецом.

Последний начальник разведки ГДР, генерал Гроссман, в своей книге «Бонн под колпаком» не скупится на резкие и даже оскорбительные выражения в адрес Крючкова и Титкина, предавших, по его мнению, гедеэровских чекистов. Оценки Гроссмана, по сути, совпадают с моими.

В трагические дни 1989 года, когда в ГДР уже всё разваливалось, Титкин с благословения своих могущественных покровителей практически сбежал из Берлина. Вскоре он вынырнул на Лубянке…и снова с повышением в должности: стал одним из руководителей КГБ СССР. Разгребать оставшийся после него в Берлине «мусор» пришлось другому генералу, который достойно с этим справился.

Вот и закончил я повествование о своих «германских» начальниках. Однако кое-где еще надо поставить точки над «и».

Хотелось бы подчеркнуть, что в структурах Представительства эпохи распада и разложения советского общества пропасть между начальниками и подчиненными продолжала углубляться. Это особенно четко проявлялось в Берлине, и прежде всего в материальной сфере. Я вовсе не имею в виду зарплату. Она и не должна быть одинаковой у всех. Я имею в виду совсем другое.

Все сотрудники Представительства были поделены на четыре категории: «А», «Б», «В» и «Г». Поясняю, что это означало на практике.

Категория «А» (руководство Представительства). Генералы жили на виллах, обставленных прекрасной мебелью и оборудованных бытовой техникой, среди хрусталя и тонкого фарфора. Жили по советским понятиям в роскоши.

Категория «Б» (руководители отделов, их заместители и офицеры связи). Жили на виллах или в очень хороших квартирах, хорошо обставленных, тоже с посудой, но попроще.

Категория «В» (руководители низшего звена и оперсостав). Жили в современных домах с удобствами, обставленных скромно, но со вкусом. Жили нормально.

Категория «Г» (вольнонаемные – шоферы, секретарши и др.). Жили в старых домах, часто с печным отоплением, в квартирах, обставленных весьма скромно. Жили неважнецки. Категория «Г» часто давала поводы для невеселого зубоскальства в связи со своим некрасивым наименованием.

Начальство утверждало, что поделили нас на категории немцы. Я в это не верю. Друзья, как правило, выполняли любые наши просьбы. И если бы руководство отказалось от такой градации, то друзья наверняка не стали бы ее поддерживат. И дело ведь было не только в квартирах и мебели. Категории «А» и «Б», убывая на родину, могли купить за символическую цену и увезти с собой понравившиеся им вещи. Категория «В» тоже могла купить кое-что из старой мебели.

Категории «А» и «Б» лечились в знаменитой клинике «Шаритэ». Остальные – в нашем военном госпитале. Впрочем, в отдельных тяжелых случаях в «Шаритэ» с разрешения руководства попадал и кое-кто из категории «В». Получить разрешение было непросто. Помню, как наши военврачи вскрыли одному оперработнику грудную клетку и не могли сообразить, что делать дальше. Пришлось срочно пробивать разрешение на приглашение профессора-немца. К счастью, все обошлось. Немец поспел вовремя и спас человека. В другом случае оперработнику в одном из округов срочно потребовалась операция с трепанацией черепа. Берлинское начальство запретило ему ложиться к немцам. Тогда я позвонил в округ и разрешил сделать это под мою ответственность. Вот живет сейчас этот парень в своем Пятигорске и не знает, кто спас ему жизнь.

Категории «А» и «Б» не ездили домой в поездах. Они летали самолетами и не простыми бортами, а спецрейсами. Чаще всего это был личный самолет Хонеккера, который довольно часто гоняли порожняком в Москву, чтобы экипаж не забыл дороги в столицу великого восточного брата. Таким спецрейсом можно было провезти в обе стороны хоть по тонне груза без всякого досмотра. Как-то один из офицеров связи не попал на спецрейс, и ему пришлось лететь самолетом то ли «Аэрофлота», то ли «Интерфлюга». Простой таможенный досмотр он воспринял как грубое личное оскорбление, и его хватил инфаркт.