Резинки

— Сейчас приедет полиция, — говорит он. — Я знал, что вы здесь, что вы меня поджидаете. Перед тем как войти, я зашел в спальню позвонить.

— Легавые? — говорит Морис. — Я что-то не слышу.

— Они не заставят себя долго ждать, будьте спокойны.

— Нам вполне хватит времени, чтобы объясниться.

— Они будут здесь с минуты на минуту.

— Телефон перерезан еще два дня назад, — говорит Жан.

На этот раз возмущение достигает своего предела. Все происходит, как вспышка молнии: резкое движение профессора, пытающегося достать свой пистолет, выстрел, который бьет ему прямо в грудь, и истошный вопль юноши:

— Морис, не стреляй!

4

Но шефа, похоже, не убедили. Он не осмеливается отбросить без всякого обсуждения гипотезу, выдвинутую помощником, ведь кто его знает: а что если именно в этом и заключается правда, как он тогда будет выглядеть? И потом, нужно каким-то образом объяснить все темные места и нестыковки этого дела… Его беспокоит в этой теории главным образом то, что она привлекает к участию — и даже к обвинению — слишком высокопоставленных лиц, нападать на которых может быть просто опасно — неважно, виновны они или нет. Он говорит:

— Мы не имеем обыкновения, здесь… в разведывательной службе администрации Президента, мы не имеем обыкновения работать на основе столь расплывчатых предположений…

Он охотно бы отпустил, по ходу рассуждений, какую-нибудь злую шуточку в адрес Отдела расследований и «великого Фабиуса», но предпочел сдержаться: еще не время.

В надежде увести своего помощника, хотя бы на время, со скользкой дорожки, на которую тот собирается вступить, он предлагает ему отправиться с заданием на место происшествия: таким образом он смог бы побеседовать с местными представителями полиции и с врачом, который записал свидетельские показания профессора Дюпона и одновременно принял его последний вздох; он мог бы также посмотреть, не появилось ли в особняке жертвы какой-нибудь новой улики; он мог бы… Но помощник в знак отрицания качает головой. Совершенно бесполезно ехать попусту терять время в этот унылый провинциальный городишко, дремлющий в густом тумане Северного моря. Он там ничего не увидит, абсолютно ничего. Это здесь, в столице, разыгралась эта драма… разыгрывается эта драма.

«Он думает, я боюсь», — отмечает про себя начальник; но ему на это наплевать. Он говорит с безразличным видом:

— Иной раз чего только не делают, чтобы найти убийцу…

— …где-нибудь подальше от себя, — продолжает его заместитель, — тогда как стоит всего лишь протянуть руку.

— Тем не менее преступление было совершено именно там, не забывайте…

— Было совершено там, как могло быть совершено в любом другом месте, в сущности, как оно и свершается в разных местах, каждый день, то тут, то там. Что произошло в особняке профессора Дюпона вечером двадцать шестого октября? Дубликат, копия, очередной экземпляр развязки, оригинал которой и ключ находятся в другом месте. И сегодня вечером, опять, как и каждый вечер…

— Это еще, однако, не повод, чтобы пренебрегать уликами, которые можно было бы там обнаружить.

— И что я, по-вашему, там обнаружу, если даже и отправлюсь? Ничего кроме отблесков, теней, призраков. А сегодня вечером, опять…

Сегодня вечером новый экземпляр будет тихонько просунут под дверь, форменный экземпляр, надлежащим образом подписанный и заверенный, с положенным количеством орфографических ошибок и неверно расставленных запятых, с тем, чтобы слепцы, трусы, те, кто «ничего не хочет слышать», могли продолжать ждать и уверять друг друга: «Это ведь не совсем одно и то же, правда?»

Чтобы попробовать заставить начальника поволноваться, помощник добавляет:

— Мы не одни занимаемся этим делом. Если мы не будем действовать быстро, то рискуем, что нас опередит другая служба… великий Фабиус, быть может, который в очередной раз прослывет спасителем отечества… и который позаботится, чтобы нас арестовали, если узнает, что мы знали правду и тщательно ее скрывали… Будьте уверены, вас обвинят в соучастии.

Но шефа, похоже, не убедить. Он ворчит сквозь зубы, не скрывая недоверия и сомнения:

— …правду… правду… правду…

5

Мадам Жан бросает подозрительный взгляд в сторону почты. На бульваре все спокойно.

Но и раньше все выглядело так же спокойно, и тем не менее там что-то происходило, в пятидесяти метрах, на углу улицы Ионы. Это началось уже в сентябре — иначе комиссар не вызвал бы ее сегодня днем. Вероятно, она, сама того не ведая, стала участницей их махинаций. Во всяком случае, она не получила от этого никакой выгоды.