Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

— Подожди, Горик, — заговорил он тихо и нервно, — ты что головой ударился? В магазине — сигналка, «Беркут» прибегает через минуту, у них тут рядом пост, возле обмена валют.

— Ни хуя там нет возле обменника.

— Я тебе отвечаю, только сунешься — менты прибегут сразу. Горик, не будь идиотом.

Горику было наплевать на сигналку и ментов. Там несколько тысяч в кассе, может больше. Главное действовать резко и нагло. Что-то тянуло его вперед и кто-то в башке говорил ему, что он может все.

— Иди на Виселицу, — повторил Горик таким голосом, что у Веточкина началась паранойя.

— Горик, я тебя прошу, не ходи туда. Тебя убьют. Мне приснился сон. Тебя там убили, понимаешь? Идем отсюда.

У Веточкина было бледное перекошенное от ужаса лицо и круглые глаза цыпленка, которого собираются зарезать.

— Мне всегда было интересно, — сказал Горик спокойно, — почему ты носился с веткой?

— Это неважно сейчас, — заговорил Веточкин быстро и нервно, — но я скажу, если хочешь, только пошли отсюда… я никому не говорил… мой папа был биологом… мой настоящий отец… он привез растение из Африки… потом ветка засохла… ты все равно не поймешь, нельзя так сказать, чтобы ты понял… пойдем отсюда…

— Иди на Виселицу. Или посмотри, как это делается, — он вырвал руку и быстро зашагал к магазину, на ходу доставая пистолет. Только сейчас он вспомнил, что у него всего два патрона. В голове промелькнуло, что многие бомжи здесь его знают, и что, скорее всего, придется куда-то уехать, и что вообще все как-то непродуманно и сразу.

Но он не остановился. Он открыл дверь магазина, вошел, наставил пушку на толстую сонную продавщицу и сказал:

— Давай деньги, сука!

Продавщица пискнула и проснулась. Теплая зима в этом году, подумал Горик, как будто апрель.

Сзади было какое-то движение. Он резко обернулся и машинально выстрелил в доброго охранника Колю, который несся на него. Выстрел оглушил Горика. Охранник Коля упал. По полу растеклась лужа крови.

Горик обернулся к продавщице:

— Сука, я тебя пристрелю сейчас, кассу давай!

Он заметил, что продавщица с надеждой смотрит куда-то позади него. Горик обернулся — в магазин вбежали двое «беркутят» в бронежилетах и с автоматами. Он выстрелил, но, кажется, промахнулся, снова надавил на курок и услышал щелчок.

Что-то сильное и горячее ударило его в грудь. Он даже не успел понять как он оказался на полу. Ничего вроде не болело, просто он уже почти не мог двигаться. С трудом он дотронулся рукой до груди — ладонь оказалась в крови.

Теплая зима, успел подумать Горик, апрель.

Последним что он увидел в своей жизни, были коричневые ботинки стоящих над ним «беркутят».

2. Чувства? Нет никаких чувств. Ненависть, скука, презрение, страх, отвращение и обреченность давно растворились друг в друге и смешались в коктейль, который можно назвать тупым бесчувствием. Что-то внутри загнано в угол. Что-то внутри перегорело и потухло.

Мысли? Нет никаких мыслей — лишь одна кружащаяся по спирали мысль о том, что никаких мыслей нет. Мысли были раньше, они вырождались в слова (в крики! в крики!!! они кричали, бегали в темноте и кричали, она никогда не думала, что можно так кричать, потом увидела удивленное лицо Саши, ее лучшей подруги в этом зале, шокированное лицо, и ни черта не было страшно, но она прочла по губам свое имя — Юля… и было уже поздно, ей было неестественно весело, словно кто-то другой управлял ее пальцем, и Саша тоже исчезла в потоке лиц, глоток и ртов, которые кричали, бегали и кричали…), они раздирали глотку, но никто их не слышал (потому что было темно и гремела идиотская музыка, и никто не мог найти дверей, включить свет и вырубить музыку и неясно было, что вообще происходит).

Эмоции? Их не было тогда и нет сейчас (впрочем, нет, была ненависть к этим ничтожествам, которые не пришли, которых она научила всему, которые должны были сдохнуть вместе с ней).

Жизнь? Ее никогда не было, ведь она родилась старухой. Самоконтроль? Зачем? Чтобы не прыгнуть? Для этого был.

Страх? Высоко. Все видно. Весь ебаный городишко. Трубы, фонари, дома, огни, дороги. Люди. Которых она просто не успела убить, но кто-то когда-то обязательно убьет их за нее, потому что там нет никого кто заслуживал бы жизни.

Будущее? Нет никого, кто бы его заслуживал.

Смерть? Все и так мертвы в этой братской могиле.

3. Гена держал в руке пистолет Макарова. Часы показывали без шести минут пять. Надо собираться, подумал он. Все было как во сне.

Гена сосредоточился на простых вещах — натянуть штаны, найти свитер… Что будет через полтора часа, думал он. Меня убьют? Или арестуют?

Он оделся, спрятал оружие за поясом под свитером и вышел в коридор.

— Папа, я к Жене зайду! — крикнул он на кухню.

Родители ничего не знали о предстоящем школьном концерте. Гена им не говорил, а сами они не интересовались. Хотя не пришли бы даже если б знали — мать вечно на работе, а отцу лень отрывать задницу от дивана. Когда Гена хотел выйти побродить он говорил, что идет к Жене, старому знакомому из соседнего двора. Гена не видел его года два, но родители верили.