— Вот смотрите… ык!..Сейчас у нас что?.. Сейчас у нас царство обывателя! Обыватель с детства учит детей быть обывателями. Чтобы маленький обыватель вырос большим обыв-вателем… да… Обыватель это что? Это рамки… ык!..это стены в которых гниет его жизнь. Дом, семья, работа… Работа — это главное, понял? Для них работа-это все! Выучился — и сразу работать, и так всю жизнь! А ведь работа — это главное зло! Я не знаю, для чего создан человек, но уж точно не для того чтобы торговать в ларьке сигаретами. Или разгружать грузовики с хлебом. Или работать калькулятором… то бишь бухгалтером… Вот у меня отец был учителем… А вы думаете ему это нравилось? Хренушки. Он с детства любил играть в футбол. А стал учителем. А вот у Змея сестра официантка. Может ей хочется бегать целый день в пятидесяти квадратных метрах и улыбаться всяким идиотам? А, Змей, хочется?
— Слушай, Корабль…
— Нет! Не хочется! Но уйти она не может, у нее семья, ей нужны деньги. Потому, что ей вдолбили с детства, что счастье — это семья и работа, и больше ничего нет. А это не счастье, это каторга. Концлагерь. И вот она бегает — с дому на работу, из Освенцима — в Дахау.
— Это интересно, — сказала Юля. — Но какое, отношение это имеет к тому, что ты поэт и к тому, что ты пьешь?
— Это протест.
— Убогий протест.
— Как Веничка Ерофеев.
— Засранец ты, а не Веничка Ерофеев.
— Бесспорно, — вдруг согласился Корабль, — бесспорно, я засранец.
— Все мы засранцы, — неожиданно сказал Гена.
— Бесспорно… Но представьте, — глаза Корабля вдруг загорелись, — 39-й год… Мы немцы… Доктор Геббельс орет по радио: «Вы нужны Германии!». Да я бы первым вступил в НСДАП, я бы первым взял шмайсер, я бы первым ворвался в Польшу…
— Все это в теории, Кораблик, — лениво сказала Юля. — А на деле… на деле ты бы обосрался.
— Ты уверена?
Все молчали. Диана подкинула дров в костер. Юля внимательно смотрела на Корабля.
— Хорошо, — сказала она. — Ты хочешь убивать? Допустим, у меня в рюкзаке пистолет. Я дам его тебе и скажу: «Убей!». Ты убьешь?
— Кого?
— Кого-то из нас.
— Зачем? Нас и так отстреливают.
— Кто?
— Они, — Корабль неопределенно махнул рукой в сторону.
— Тогда кого-то из них, — Юля кивнула головой в ту же сторону.
Казалось, они знают, о ком говорят. Казалось, они говорят о ком-то конкретно.
— Юличка, — отозвался наконец Корабль, — на такие вопросы не отвечают словом. На них отвечают пулей. Или обоймой. А у тебя, правда, ствол в рюкзаке.
Юля медлила.
— Был бы, — сказала она тихо, — я б тебя гада еще тогда пристрелила.
— Ты что тогда обиделась? — в тоне Корабля слышалась издевка.
— Ах ты ж гнида…
— Я просто сделал то же, что и ты днем раньше. Ну зашел чуть дальше. А ты, значит, обиделась, да?
— Ты себе льстишь, — сказала Юля сквозь зубы.
— Вы друг друга стоите, — подала голос Диана.
Гену начинало раздражать, что Юля с Кораблем монополизировали общественное внимание для обсуждения личных тем. Тем более все явно знали, о чем они говорят, только Гена не знал ничего.
— Змей, — громко обратился Гена, — ты говорил, что Юля нам сыграет на гитаре.
Змей не успел ответить. Корабль поднял на Генку взгляд, словно только что его заметил и сказал ему:
— Извини, друг… Я забыл, как тебя зовут.
— Гена.
— Гена, значит, — он перевел взгляд на Юлю и ухмыльнулся. — Мне то по хуй, конечно… А вот Сому как?
— Да пошел ты!!! — резко закричала Юля, вскакивая на ноги.
У Генки зазвенело в правом ухе. Юля стояла, слегка пружинясь, словно самка хищника перед атакой. Корабль сидел на бревне, расслабленно разбросав ноги как что-то ненужное, упершись ладонями в землю за спиной. Она ему морду расцарапает, подумал Гена.
— Корабль, — сказал Змей очень серьезно. — Не еби мозги, ладно? Я знаю, у тебя это хорошо получается, но сегодня не надо. Окей?
— Хокей, — согласился Корабль равнодушно.
— Юля, а ты присядь и, действительно слабай нам что-нибудь, — Змей потянулся за гитарой. — И успокойся хотя бы потому что мне стукнуло шестнадцать. Хорошо?
Он протянул Юле гитару.
— Хорошо, — сказала Юля. Она взяла гитару и села. — Тебя я уважаю и люблю… И пожелать могу лишь одно: получше выбирай друзей, — она выразительно посмотрела на Корабля, — бывает такая мразь попадается.
— Не то слово, — согласился Корабль.
Весь этот разговор действовал на Гену угнетающе. К нему перекочевала вторая бутылка, он сделал внушительный глоток, и передал ее демонстративно индифферентному Кораблю. У Генки уже плыло в глазах. Он взял у Юли сигарету, дважды уронил ее и чуть не поджог фильтр.
Юля ударила по струнам, и после жесткого проигрыша запела поставленным хрипловатым голосом:
Ее заметно пьяный голос срывался на крик. Она била по струнам так словно пальцы ей уже не пригодятся.