Резиновый бэби (сборник)

На Коя-сан плыл густой туман, похожий на желе из обезжиренного молока. И было очень холодно. Как только от остановки отъехал автобус, оставив Танака на пустой улице, он сразу промерз до костей. Ну конечно же – это горы! Какая-никакая, но высота над уровнем моря... И здесь вишня совсем еще не проснулась. Танака, пытаясь согреться, дошел до Храма тысячи светильников. Поставил пучок палочек перед мавзолеем Кобо Дайши. В лавке рядом заказал каллиграфу поминальную дощечку с именами родителей. У святилища полил ее водой, прочитал молитву, поклонился и побежал к автобусу на станцию. И отогрелся только в поезде по дороге обратно в Токио. Туда он приехал уже в самые поздние сумерки. Стремительно темнело, но Танака упрямо поехал до станции метро Широ-канэ-дай, в сад Хаппоэн. Там обычно допоздна подсвечивали деревья. Но не рассчитал – все погасло именно тогда, когда он вступил за каменные ворота. Только что мерцали клейкие новые листочки на кленах, будто зеленая пена свежевзбитого чая, но теперь все исчезло.

Он осторожно развернул плед. Сел и огляделся. Все погрузилось во тьму, как в черную тушь, и, словно пропитываясь ею, стало этой черной тушью. Темнота не просто скрывала предметы, она проникала в них. И впитывая ее, все делалось большим и тяжелым. Танака вспомнил, где он уже видел такое. Однажды, когда пролил отбеливатель на почти новые брюки и друг посоветовал перекрасить их. Танака купил специальную краску, поговорил с продавцами – те дали ему инструкцию, там предлагалось сделать это в стиральной машине. Только вместо порошка положить краску. Он решил одновременно с брюками покрасить пару белых футболок и носки. Сел у дверцы машинки и наблюдал, как это произойдет. Сначала в барабане закрутились вещи. Потом по стеклу поползли капли воды, и вещи стали намокать. Какое-то время болтались просто мокрыми. Потом вода посерела и с каждым оборотом вбирала в себя этот темный краситель. Вещи сначала сопротивлялись: они перекатывались в темной воде, сохраняя свой собственный цвет. Но потом сдались и начали наполняться этим цветом, как кровью. И очень быстро стали частью темной жидкости, в которой крутились еще долго. И выделялись только плотностью, будто это все стало одной полужидкой субстанцией, с некоторыми уплотненными в ней частями.

В настоящее Танака вернул равномерный скрип. Мимо провозил свою тележку мусорщик. Танака закрыл глаза, чтобы мусорщик с ним не заговорил, посидел недолго с закрытыми глазами, а потом лег на спину. Слышно было, как уборщик остановился неподалеку. Прекратило подсвистывать колесо. Танака не отрывал глаз.

– Как вовремя вы пришли делать Цукими! – сказал уборщик глухим голосом.

– Что?

– Сегодня полнолуние, – продолжал мусорщик, – самое время для Цукими! [8]

– Цукими?

Танака открыл глаза: прямо над ним висела огромная ярко-голубая луна с кратерами, неровностями и всполохами. Она была похожа на угли из хибачи [9], но только светилась не теплым, а ровным холодным светом. По небу ползли нефтяные разноцветные разводы. Луна была великолепна – она рассыпала вокруг себя мелкую серебряную муку, которая переливалась алмазной радугой. Танака прищурил глаза, и от этого сияющего круга выросли кинжалами ровные и длинные лучи.

Улыбаясь, он оглянулся на сад. Повсюду на старых деревьях сакуры, как облака из тысячи светлячков, сияли белые россыпи. Луна проявила лопнувшие наконец бутоны, и они горели в темноте ровным фосфорным светом...

ИНСТРУКЦИЯ ПО ЭКСПЛУАТАЦИИ

– Я – к-то?

– Не волнуйтесь. Главное – не волнуйтесь.

– Ч-то... Ч-то у ме-ня с го-ло-вой?

– Не волнуйтесь.

– Ч-то...

– Это пройдет.

– О-о-о-о...

– Все будет хорошо.

– У ме-ня опу-хло лицо?

– Нет.

– Ска-жи-те... Мне... У ме-ня о-пу-хло лицо?

– Нет, не опухло. Успокойтесь.

– А по-че-му? По-че-му не опухло?

– А почему оно должно опухнуть?

– Ну... Я чувст-вую, как о-но опу-хло.

– Это побочный эффект от лекарства.

– Со м-ной что-то не т-ак!

– Я рад, что вы это сами понимаете.

– Я не в э-том смыс-ле!

– Я понимаю.

– Нет... Вы не по-ни-маете! Сей-час... Опять у-сну...

– Это хорошо.

– Нет! О-дин воп-рос... Это на-все-гда?

– Нет, это не навсегда...

Картинка перед глазами дрогнула, свернулась, а вслед за тем закрылось сознание. Когда я проснулась в следующий раз, в комнате никого не было. Руки крепко схвачены ремнями, ноющая боль в спине. Было сложно сфокусироваться. Я зажмурилась на яркое пятно окна в квадратах решетки. Привыкла, чуть приоткрыла глаза. Молочным светом скучно сияло эмалированное небо. Я прислушалась к себе – было спокойно и пусто. Не было ни волнения, ни страха, ни желаний. В голове так же, как и в небе, – никак.

Крашеный подоконник, на нем мутная банка с полосой от испарившейся воды и сдвинутая вбок белая короткая занавеска. Под подоконником до батареи кусок некрашеной стены грязно-серого цвета. Такого же цвета на длинных ногах – колченогая тумбочка.

Вот открывается белая, в районе ручки обшарпанная дверь и впускает человека с темным в наплывах лицом. Он, прижимая ладонью накладной крахмальный карман белого халата, склоняется надо мной:

– Как вы?