– Думаешь, что когда его найдут, а потом разнюхают, что сюда приезжали две особы... Заплатили депозит и сбежали, никому ничего не сообщив, оставив за собой только утопленника... Устанешь объяснять, что мы вдруг передумали и решили жить в гостинице, просто так, без особых на это причин. Нет... Нам нужно здесь жить, как ни в чем не бывало, будто мы в этой квартире наверху никогда не были...
– Я не смогу...
– Тогда идем в полицию. Спать на цементном полу...
– А может, он того...
– Что... Того?
– Жив...
– Жив?
– Ну да... А мы даже не попытались его спасти...
– Он же серого цвета... Ты чего?
– А может, у него просто такой нездоровый цвет лица... А мы даже не попытались оказать ему первую помощь...
– Ну да... Только искусственное дыхание – рот в рот – ему, чур, будешь делать ты... Договорились?
Она замолчала и будто стала на размер меньше.
– Почему он просто не прыгнул в канал... Освободил бы всех от этой ужасной необходимости...
– Если бы все, кто хочет убить себя, думали об эстетической стороне вопроса – вряд ли они в конце концов на это пошли... Смерть в целом штука совсем не эстетичная...
– А почему ты решила, что это суицид?
– А что?
– Мне кажется, он спокойно принимал ванну, а его просто кто-то с силой дернул за ноги, и он захлебнулся...
– Дернул за ноги?
– Ну да.
– Как это?
– Я читала, что если человека, лежащего в ванне, внезапно дернуть за ноги так, чтобы голова его оказалась под водой, он от неожиданности начинает хватать ртом воздух, и легкие его мгновенно заполняются водой...
– Так ты что думаешь – его убили? – спросила подруга шепотом.
– Конечно... Видела там, на столике в гостиной, два бокала из-под вина?
– Да ты что...
– Да.
– Ужас.
– Но самое ужасное не это...
– А что?
– А то, что убийца может сейчас находиться в этом доме...
У подруги постепенно расширились глаза, будто раздвинулись лепестки диафрагмы в объективе.
– Что же нам теперь делать?
– Думать...
– Думать?
Тут заорал входной звонок, и мое сердце опять рвануло со своего обычного места вверх. Там оно застряло и колотилось бешеной белкой.
Подруга сидела напротив с вытаращенными глазами, крепко зажав рукой рот.
– Это... Полиция. – Я глотала, проталкивая сердце на место.
– Мама! – Через ее пальцы это прозвучало: «Мы-мы...» Зазвонили опять, и я, набрав в легкие воздуха, решила не поддаваться ни на какие провокации полицейских, прошла по гулкому холлу и решительно распахнула дверь.
В дверях стоял высокий итальянец с бутылкой «проссеко» в одной руке и связкой ключей в другой. У него были крупные руки, смешливые глаза и ярко очерченный рот.
– Мениа имя Лоренцо...
– ...
– Лоренцо Бернатти.
Я молча протянула ему руку – он подхватил ее и поцеловал.
– Мне сказали ваши проблемы, там в магазин, – и я вам помочь. Я имею остерию «Ал Бакарето». – И как доказательство он опять покрутил ключами. – У вас тут небольшой недоразумение, – я готов помогать.
Он вошел внутрь.
– Вы согласен?
Мы кивнули разом и успокоились. Он вынес на балкон подушки для кресел. Зажег свечу. Открыл бутылку «проссеко», разлил по двум стаканам, а сам принялся убирать в комнате. После первого бокала стало легче.
– Я даже не знала, что такие мужики существуют, – прошептала я под звук работающего пылесоса...
– Ты что?
– Что?
– Дура?
– Что?
– Он же того...
– Чего?
– Он здесь неспроста...
– Что ты имеешь ввиду?
– Он явно с ними!
– Да? С кем?
– С этими!
– С которыми что?
– Которые все это устроили... труп и все прочее...
– Ты думаешь?
– Я знаю! – Пылесос замолчал, и это «Я знаю!» прозвучало гулким набатом...
Мы замерли, но пылесос заработал опять...
– Думаешь, пришел бы он, если бы здесь было все чисто?
– Не знаю...
– Вот именно.
– Что же делать?
– Во-первых, нужно точно не показывать виду... Вести себя так, будто мы ничего не видели, прилетели посмотреть Венецию и сейчас сидим над Гранд-каналом и наслаждаемся красотой! – И мы не сговариваясь захохотали, как, наверное, хохотали бы любые девушки в Венеции после бокала проссеко.
На балкон вышел Лоренцо. Подлил нам в стаканы кипящей жидкости и удалился.
– Вот что он по-твоему?
– По-моему, он просто поддерживает статус страны... Не хочет, чтобы туристы остались ею недовольны и рассказывали потом всему миру, что здесь, в некогда великом городе, теперь творится полный бардак!
– Чего ты мелешь! Он заметает следы!
– Ты думаешь, это он... Убил.
– Если даже не он, то – они! А нас тут оставляют в заложниках!
– Что думаешь делать?
– Главное, не показывать виду...
– А я и не показываю.
Я выпила еще, и тут мне показалось, что, несмотря на исход событий, мне очень хорошо и хочется, чтобы Лоренцо так вечно убирал где-то там, а я бы сидела и смотрела на канал, на туристов, на чаек, на расплавленное золото света в чернильной воде.
А наверху в ванне находилось то, что еще недавно тоже чего-то хотело, любило, желало и верило в свою неприкосновенность, а сейчас болтается там в жидкости и распадается на мелкие частицы...
Опять вошел Лоренцо. Я тут же разогнала мысли о покойнике, будто он мог их прочитать... В руках у него была корзина с грязным бельем.
– Я в минуту... Вам хотите что-то есть?
– Нет! – закричали мы хором.
Лоренцо рассмеялся.
– Нет?