Резистенс

Быстро выхлебав чай, я укладываю сумку под кровать, и принимаюсь за наблюдение. Из моего окна хорошо видно здание напротив, меня интересует вход в спа – салон. Место престижное, и охраняемое – два копа постоянно дежурят у входа. Практически ежеминутно ко входу подъезжают дорогие машины, из дверей которых, цокая каблучками, выходят пафосные самочки в сопровождении охранников, через полчаса я замечаю тенденцию – в этом сезоне модно иметь бодигардов – негров. Интересующая меня особь приезжает в шесть часов вечера, бабёнка с пятиугольным, сужающимся книзу лицом, короткая стрижка, отсутствие макияжа. Выйдя из салона, она засовывает в рот сигарету, и начинает её ожесточённо перекатывать из одного угла рта в другой, помусолив её минуты три, она сплёвывает на асфальт, и заходит внутрь. Единственный охранник (он же водитель) нетерпеливо мнётся поблизости. Она проводит внутри полтора часа. Ритуал повторяется три раза в неделю, по вторникам, четвергам, и субботам. Проходит неделя, я изображаю интенсивную научную деятельность. Я разбросал по комнате Кешины записи, старательно морщу лоб, много курю, гримасничаю, скалю зубы – одним словом, я – в творческом поиске. Из дома я вообще не выхожу, бабка (её зовут Аграфена Никитична) занимает меня маразматическими рассказами о Кешином детстве, поит чаем, и кормит вкусной выпечкой. Я так к ней привык, что расставаться будет тяжело…На восьмой день я получаю звонок с лаконичным сообщением – «сейчас». Сейчас, так сейчас. Я выхожу на кухню, бабка моет посуду, я нежно беру её правой рукой за лоб, а левой за нижнюю челюсть, и резко дёргаю влево, раздаётся мягкий хруст, она валится на пол, и роняет недомытый кофейник, струйка коричневатой воды растекается по жёлтому линолеуму. Я стою на кухне до тех пор, пока ручеёк не упирается в мой левый ботинок, затем иду в свою комнату, вынимаю сумку из – под кровати, и вытаскиваю оттуда ПТРС, хреновина весит двадцать килограмм, ею можно качаться. Я распрямляю сошки (для упора), в оконном стекле я заранее вырезал сектор для стрельбы. Дежурившие у входа полицейские, исчезают как струйка дыма в предрассветной тьме. До приезда цели есть ещё пять минут, я с наслаждением закуриваю. На часах 18 – 00, машины нет. Проходит пять минут, я начинаю нервничать. 18 -15, клиент отсутствует. Она не появляется ни через двадцать минут, ни через полчаса. Я раздражённо хожу кругами по комнате – а что, если она вообще не приедет сегодня? Следующий сеанс через день, я нахожусь в квартире с трупом старухи, а…Она приезжает на такси в 18 – 45, раздражённая выходит из машины, и громко хлопает дверью, (видимо своя машина сломалась),я хватаю ружьё, ловлю её лицо в перекрестье прицела, и задерживаю дыхание, она приветливо кому – то улыбается, поднимает взгляд вверх и…видит меня, целящегося в неё из противотанкового ружья, я мягко жму на пусковой крючок, отдача такая, что меня отбрасывает назад, ПТРС с грохотом падает на пол, с улицы слышны громкие крики. Я неспешно протираю всё, к чему я мог прикоснуться руками, оставляю ружьё на полу, и (не забыв одеть, худи) выхожу из квартиры налегке. Около входа в спа – салон образуется толпа, любопытные московиты смакуют подробности.

– Это жена самого…главного приватизатора?

– Она самая, мы с ней в прошлый четверг в соседних кабинках на массаже лежали…

– Немолодая уже…

– Боже мой! От лица ничего не осталось, хоронить будут в закрытом гробу…

– Там мастера работают, слепят ей новое лицо, мужу будет куда чмокнуть…

Неспешно, словно гуляя, я захожу в ближайшее кафе. Оно оформлено в псевдорусском стиле – Гжель, Хохлома, наличники, всё это очень ярко, аляповато, кричаще. Ко мне подбегает расчёсанный на прямой пробор официант в русской косоворотке, и (старательно окая) спрашивает.

– ЧегО извОлите – с?

– Ммм, хОчу кОфе, Очень хОчу! СдОбу и…спОкОйнОй дрОчи!

Он недоумённо смотрит на меня, и абсолютно нормально (без оканья) спрашивает.

– Простите, что вы сказали?

– Кофе и яблочный штрудель.

– Но…мне послышалось…

– Вам послышалось.

– Будет сделанО –с!

В ожидании заказа, я смотрю шизовизор, на экране известный телеведущий, недоумённо приподняв брови, и напряжённо (словно клешни) держа руки параллельно полу, расхаживал по студии на негнущихся, деревянных ногах, и рассуждал.