Быстро съедаю кашу и сардельку, шоколадку запихиваю в карман. Собираю грязную посуду, тащусь в санузел, чтобы все вымыть. Очень вовремя: только вхожу в туалет, как меня выворачивает. Прощай, завтрак. Умываюсь ледяной водой и долго сижу у холодной кафельной стены, пока сама не превращаюсь в ледышку, твердую и острую. Одно движение – и разлечусь на сотни осколков.
Дверь открывается. Я знаю, что никого, кроме Алисы, здесь быть не может. Но мне все равно. Теперь ссоры с Алисой кажутся мелочью, практически приятным воспоминанием. Но это не Алиса.
– Вероника!
Ната присаживается рядом со мной, заглядывает в лицо.
– Тебе плохо? Пойдем, пойдем.
Я вяло отмахиваюсь, когда Ната пытается поднять меня с пола. Но она, эта похожая на птичку девчонка, хватает меня за руку и поднимает на ноги.
Если даже я сбегу, она останется здесь. Все они останутся здесь.
Поддерживая меня за плечи, хотя я в состоянии идти и сама, Ната ведет меня из общежития. Обращаю внимание, что она открывает дверь с помощью пальца.
– Ты теперь можешь ходить везде сама?
– Не везде, – она пыхтит под моей тяжестью, – мне дали право перемещаться из общежития в «Солар», я теперь провожу много времени с медиками. Еще нас возили в больницу в городе. В следующем году мы уже будем помогать вакцинировать.
– Ната…
Закрываю рот. Хотела все выложить, как есть. О Берневе, о лаборатории, о близнецах, об абсолютных Резистентах, о коммуне… но так нельзя. Я не знаю, как она все воспримет. И поверит ли? Я сама до конца не верила, пока не увидела все своими глазами. Еще не время.
– Как ты меня нашла?
– Гарри сказал на завтраке, что Адам сказал ему, что доктор Агата… в общем, что ты приболела. Я пошла тебя проведать, постучала, но никто не открыл. И я решила, что ты либо в туалете, либо без сознания. К счастью, первый вариант был правильным. Так что с тобой?
– Просто подташнивает. Слушай, – я мягко сбрасываю ее руку с плеч. – Мне не нужно к врачу. Ночью она уже дала мне таблеток и сказала отдыхать. С утра мне, конечно, стало хуже, но сейчас я уже в порядке.
Я не знаю, что говорить Агате. То есть мне много чего нужно ей сказать, – но не там, где стоит прослушка.
– Уверена?
– Абсолютно. Давай я просто вернусь в свою комнату. Встретимся на обеде. Или на ужине, как получится.
Я действительно не уверена, что хочу обедать. И вообще принимать пищу когда-нибудь еще в своей жизни.
– Ладно. Я в «Солар». А ты иди и отдыхай. И кстати, сегодня день писем, ты уж напиши своему другу.
Возвращаюсь к себе. Точно, день писем. Если и есть человек, с которым нужно поделиться всем, что здесь происходит, то это Артур.
Когда мне было лет двенадцать, мы придумали свой шифр. Он назывался «фриш». Вся суть была в том, чтобы менять буквы в словах местами. Конечно, он был слишком простым, кто угодно мог прочитать наши записки друг другу. А потом Артур придумал шифр получше. Когда читаешь записку, в ней нет ничего необычного. Но если выписать первую букву из каждого слова, выйдет настоящее сообщение. Я уже думала об этом раньше, а теперь решилась. Остается надеяться, что тому, кто будет читать мое письмо до Артура, выписывать буквы в голову не придет.
Что зашифровать? Как дать понять, что мне нужна помощь?
Зачеркиваю каждую фразу по сто раз; ручка вся в следах моих зубов. Ну не выходит так, как нужно. Текст выглядит странно, подозрительно. Да и вспомнит ли Артур наш тайный язык? Может, даже не поймет, о чем речь. А если и поймет – зачем его тревожить? Он не сможет мне помочь, но будет пытаться. Возможно, влипнет в неприятности из-за меня. Так что я бросаю это дело. Вместо этого пишу обычное письмо: у меня все хорошо, когда вернусь – пока не знаю, передавай приветы семье. Держусь, чтоб не расплакаться. Я должна рассчитывать только на себя, нечего ждать волшебной помощи из мира снаружи. Если даже не смогу сбежать, все равно легко в руки Бернева не дамся.
Вечером отправляю свое письмо, снова запираюсь у себя, пропустив ужин. Может, комната и прослушивается, но только здесь я чувствую себя в относительной безопасности. Неужели завтра я вернусь к обычной жизни, пойду на тренировку, буду общаться с ничего не знающими друзьями? В это слишком тяжело поверить. Могу и завтра прикинуться больной, проваляться в комнате весь день. Могу попытаться сделать вид, что все хорошо. Только актриса из меня никакая. И я боюсь сорваться, боюсь наговорить глупостей. Сейчас бы обсудить все хоть с кем-нибудь! И чтобы этот кто-нибудь сказал, что делать дальше. Агата наверняка знает, как правильно поступить. Но с ней пока не поговорить без свидетелей.
Кому я могу доверять? Нате – это точно. Но она сама может сорваться, может поступить необдуманно. Если все это ломает меня, может сломать и ее. Гарри? В нем я тоже не сомневаюсь. Но он вспыльчив, сначала делает, а потом уже думает. Мне нужен кто-то с холодным умом, умеющий хранить секреты. Мне нужен Ник.