Уже шесть дней Элиот не дышал. Его сердце остановилось. Уже шесть дней Нив ела лишь по кусочку, спала не дольше пары часов. С того случая кошмары будили ее всю ночь. Она слышала строчки песен, которые давно не слушала. С того ужасного звонка она колебалась между пустым отрицанием и тяжелым горем. И всего через пару часов ей придется содрать корочку и снова ощутить пылающую боль.
Нив в черном вышла на каменное крыльцо клуба в пригороде. Ее глаза были красными, нос и щеки порозовели от дешевых бумажных платков. Ее тело ощущалось избитым.
Снова слезы, она боялась, что ее голова треснет.
Она завернула за угол и попыталась укрыться на лестнице, ведущей к парковке. Горе все утро начинало сказываться на ней.
Она все еще слышала, как в зале играет домашнее видео Элиота. Длинное собрание этапов его жизни, разбавленное роликами его детских проделок.
Временами раздавался смех его семьи и рев друзей, а потом все погружалось в серьезную тишину.
Это должен быть праздник жизни, но получилось болезненное воспроизведение всего, чего ей не хватало без него. Того, без чего ей теперь придется жить.
Но хуже было то, что она видела параллель с реальностью, ее яркий кошмар предшествовал гибели Элиота.
Ее слезы полились снова, она собирала их мокрыми рукавами. Она как — то узнала, что это случится? И ее изнутри разрывало и сгибало в поясе чувство вины, замаскированное под горе?
Могла ли она вмешаться, пока не стало слишком поздно?
С этой мыслью Нив вытащила телефон и набрала маму. На втором гудке она уже приготовилась услышать голосовую почту. Но, к ее удивлению…
— Привет, милая, — ответила мама.
— О… привет, — пролепетала Нив. — Привет, мам.
— Как ты, малышка?
Нив тихо выдохнула.
— Я… в порядке.
— Как прошла служба?
«Служба», — подумала Нив. Она была хорошо организована. Неудобна. Разрывала сердце. Она все еще шла, это должно было произойти, но не так рано.
— Мам… — начала Нив, но замешкалась.
— Милая, думаю, ты не в себе, — сказала мама.
Нив оглянулась за плечо. В тридцати футах за ней худой мужчина — дядя Элли? — задержался у изящной тележки, наполненной красной геранью. Он смотрел на стакан виски и был слишком раздавлен, чтобы замечать Нив, тем более слушать ее разговор.
— Нив? Ты меня слышишь?
Нив отвернулась от горюющего, ее обсидиановые волосы соскользнули с плеча, закрывая лицо.
— Мам… ты помнишь, как мне снилось что — то странное, когда я была маленькой?
Пауза. Слишком долгая.
— У всех бывают странные сны, милая, — сказала ее мама. — Это нормально.
— Если это нормально, почему ты водила меня к психиатру?
Тихий, но недовольный вздох.
— Дело было не во снах. Ты пугала детей, говорила, что можешь предсказывать будущее.
И Нив словно снова было шесть лет…