Резонанс

«Почему так долго? У него обеденный перерыв?».

Она разглядывала просторный офис, который больше напоминал, если честно, фойе дорогого отеля. Большие плитки на полу были бежевыми, тонкая полоска черного камня отделяла от пола бежевые стены. Все пространство было в нейтральной цветовой гамме.

Возможно, так было задумано.

— Благодарю за ожидание, — вошел утонченный афроамериканский джентльмен.

Нив тут же отметила его седеющие кудри и серебряные глаза. В бежевом твидовом пиджаке, белой рубашке и коричневых брюках он был напоминанием о давно прошедшем времени… когда одежда выражала характер, а не сходство.

Встреча с ним была странной. Она ощущала сильную ностальгию. Из — за чего?

Из — за поколения, к которому она не принадлежала?

— Привет, — Нив встала, чтобы пожать руку Галена. — Спасибо, что согласились так быстро принять меня.

— С радостью. Друг Дилана мне как семья, — Гален улыбнулся, пожимая руку Нив. — Прошу, — он указал на кресло на двоих, а сам устроился в белом мягком кресле напротив нее.

Нив опустилась на место и сжала ладони на коленях. Что — то в Галене подталкивало ее впечатлить его.

— Я просмотрел ваши данные, — Гален скрестил ноги и отклонился на спинку кресла. — Вы давно не прибегали к терапии.

— Честно говоря, я потеряла веру во весь этот процесс, — призналась Нив. — Не обижайтесь.

— Это не для всех, — он надел очки без оправы и отметил что — то в блокноте.

Нив вытянула шею, чтобы увидеть, что он записал. Что он уже мог заметить в ней?

— Что привело вас сегодня? — он поднял голову.

— Точно, — Нив отклонилась, поза была напряженной. — Знаю, Дилан говорил так, будто дело срочное, но это не так, — она опустила взгляд и начала отскребать черный лак на ногтях. — Худшее уже прошло.

— И… что это было?

Слова, казалось, обвились вокруг ее языка и держались изо всех сил.

— М — мой лучший друг убил себя. Неделю назад.

— Мои соболезнования, — он записал еще что — то.

Серьезные слова Элиота всплыли в голове Нив, глубина его отчаяния стала ей понятной.

Это получаешь, когда находишь смелость искать средство спастись?

Соболезнования?

— Суицид — самое сложное дело, — сказал Гален, не отрывая взгляда от блокнота. — Даже мысль о конце жизни невыносима для многих людей, что не удивительно, ведь смерть — почти универсальный страх человека.

— Да. Конечно.

— Чего вы боитесь? — он перестал писать и посмотрел на нее. Его взгляд проникал так глубоко, что Нив показалось, что она сжимается на дне пробирки.

— В смерти? — спросила она.

— Боли? Страха неизвестности? Оставить все позади?

Нив обдумала это.

— Думаю, для меня страшнее… время? Его нехватка, если точнее.

Немигающий взгляд Галена просил ее продолжать.

— Мне страшно, что однажды я перестану существовать, — сказала она. — Я все представляю себя на смертном одре, одну, и осталось лишь пару секунд. И меня пугает, что, когда я умру, я даже не смогу понять, что когда — то существовала.

— И как вы справляетесь с этими мыслями?

— Никак. Сколько бы раз я ни думала, легче не становится… порой эта мысль резко всплывает в голове, набрасывается, как дешевая страшилка.

Он рассмеялся.

— Интересно вы это описываете.

— Уточню, я не переживаю из — за своей смертности. Мне нужно смириться с суицидом друга.

— Да. Конечно, — он кивнул. — Была ли записка? — он посмотрел на Нив поверх своих очков.

— Нет, — она покачала головой и смотрела, как он еще что — то записывает. — Это что — то значит?

Гален приподнял голову, но его взгляд оставался приклеенным к записи.

— Боюсь, формулы нет. Все по — разному исполняют и реагируют на суицид.

— Разве люди не оставляют обычно записку?

— Если им есть, что сказать. Но для многих суицид — способ уйти, покончить со своими страданиями.

Страдания…

Глаза Нив щипало, подступали слезы. Она сглотнула с болью комок в горле, хмурясь, пока боролась со своей уязвимостью.

— Вы злитесь? — спросил Гален.

— Нет, — сказала она. — На него точно не злюсь.

Гален чуть прищурился, Нив опустила взгляд и теребила замок на куртке.

Вот. Если она собирается описывать кошмар, то это подходящее время.

— На себя? — спросил Гален без сочувствия в голосе и перевел взгляд на файлы с историей Нив.

— Знаю, люди обычно винят себя в таких ситуациях, но в моем случае это оправдано.

— Как? — он поднял взгляд. — Вы знали, что он убьет себя?

— Конечно, нет, — выпалила она, словно ее обвинили. — То есть… он не впервые был в депрессии. Он боролся с этим годами.

— Почему тогда можно себя винить?

Перед глазами вспыхнули ее восемнадцать исходящих звонов Элиоту.

— Не знаю, — Нив тряхнула головой. — Думаю, я в какой — то степени думала, что могла остановить его.

— Вы только что сказали, что не знали, что он мог убить себя.

Как же ему объяснить?

— Звучит странно, но так я ощущаю, будто мое подсознание как — то знало, что произойдет нечто ужасное. Не знаю, как такое возможно, но мне снился этот суицид за ночь до этого.

— Глубокие тревоги могут проявляться, когда этого меньше всего ждешь. В вашем случае через сны.

— Но мой сон был точным, почти идентичным тому, как все произошло.

— И что там было?