Резонанс

Слезы выступили на его глазах, страх терзал его изнутри. Если он был прав, если его из багажника вытащил тот самый убийственный монстр, не отпускающий его в кошмарах, то тут Дилан умрет.

В темной одинокой бездне. И покинет он ее, скорее всего, по кусочкам.

Если не успеет сбежать, пока не поздно. Потому он не мог ждать, пока вернет все силы.

Он поднялся на ноги, но еще покачивался от вещества в организме, он накренился в сторону и врезался в стену.

Тихий шуршащий звук.

Дилан провел рукой по стене, слушая шелест и хруст бумаги.

Его запястье нашло маленький выпуклый предмет, который на ощупь оказался включателем. Шнур был приделан к стене, поднимался к потолку.

Похоже, его клетка была не такой кошмарной, как он думал.

Он сжал включатель и смотрел в пустоту, представляя все ужасы, ожидающие его. Ужасы, которые он не только видел, но и переживал каждый раз через своих прокси. Но в этом королевстве — его реальности — от смерти не уйти.

Он сглотнул комок в горле, нажал на включатель.

Ослепительный прямоугольник света окружил потолок.

Дилан прищурился, глаза жалил белый свет светодиодов. Сначала он подумал, что оказался в хранилище фабрики.

В дальнем конце прямоугольного пространства у стены стояли черные мешки с песком. Но кроме этого и нескольких ящиков, разбросанных по комнате, больше ничего не было.

Но, в отличие от остальной комнаты, стены угнетали. Шуршащие листки бумаги, которые Дилан нащупал раньше, принадлежали большой панораме: коллажу карт, маршрутов, вырезок из новостей, фотографий, записок и прочего.

Объем информации впечатлял. Но сильнее поражало то, как с одного взгляд Дилан смог понять, как все это изящно связано.

На стене справа его внимание привлекла большая карта Ванкувера, и он повернулся к ней.

Но не карта его интересовала.

На ней раскинулись три цвета сетей — красная, черная и синяя — напоминая смутно паутину.

Красная сеть, самая большая и замысловатая из трех — говорила с ним так, что он не мог это выразить.

Столько красного. Иголки и нити. Красивая паутина соединений, похожая на лабиринт, и Дилан не сразу понял, что она представляет… его.

Сеть визуально представляла не только точки, типа его квартиры или кабинета Галена, но и другие места, которые он посещал за годы.

Кто — то очень долго наблюдал за ним. Не только наблюдал, но и отслеживал каждый шаг!

Его мысли застыли, и Дилан теперь мог думать только о загадочных следах в его квартире.

Ему хотелось одновременно смеяться и плакать. Он знал это. Знал, что это не только в его голове! Алекс убеждал его, что это паранойя, что страх из — за кошмаров Дилана медленно сводил его с ума. И после лет попыток объяснить Алексу природу его кошмаров и ужас боли, Дилан увидел доказательство.

Не важно, поверят ли ему. Теперь он знал, что пытки, которые испытывал всю жизнь, были не из — за болезни в нем.

Они были на самом деле.

Он посмотрел на две другие сети. Самая маленькая, раскинувшаяся не так широко, была синего цвета.

Дилан не сразу понял, кому она принадлежит, а потом заметил мастерскую Ромера и тюрьму Британской Колумбии.

Дилан отклонил голову. Он почти не связывался с Ромером после возвращения из Нью — Йорка. Почему Жнец хранил у себя информацию о местоположении Ромера?

Дилан растерянно обратился к черной сети, его взгляд тут же упал на иголку, откуда выходили все нити.

Квартира Нив.

Дилан отпрянул от стены и посмотрел на три сети вместе. Нив и Ромер почти не пересекались. Была точка в Гастауне рядом с мастерской Ромера, но только и всего.

Общим знаменателем для них была красная сеть Дилана.

Дилану стало не по себе, его недолгая радость испарилась.

Он смотрел, как красная нить сливается с черной и синей. Он не мог избавиться от ощущения, что сам подставил Нив и Ромера Жнецу.

Он принялся расхаживать по периметру, пытаясь увидеть на стенах больше подсказок. Начинало казаться, что все о нем было где — то на этих стенах, информации было много, как в школьном деле, и она была из разных сфер его жизни.

Зачем столько тратиться?

Он добрался до части стены, где были данные, графики и заметки исследований, а еще сложные математические формулы.

Он разглядывал море букв, цифр и символов, не понимая их. А потом из одного абзаца на него прыгнуло слово «суицид».

Его сердце дрогнуло, и он принялся читать, водя взглядом по строкам абзаца.

Гнев закипал в нем, заставляя тело дрожать.

Взгляд устремился в пустоту, он пытался понять, как Алекс мог так его предать.

Потому что кто еще — кто бы ни создал эту комнату — знал о Дилане все, что он рассказал Алексу на сеансах терапии?

Как кто — то мог знать детали кошмаров, тревожащих Дилана, если не Алекс?! Или о том, что Дилан винил себя в смерти матери, о том, что он ощущал себя обузой для всех вокруг него, о том, сколько раз он просил Алекса вытащить его из этой ямы…?

Алекс предал его. День за днем Дилан изливал душу, Алекс настаивал, что кошмары — выдумка его встревоженного разума. Что его предчувствия лишь совпадения.

Он ни разу не упоминал теорию прорыва.