Я свой случай таковым вовсе не считал, но во рту так пересохло, что и в голову не пришло кочевряжиться. Выпил бы сейчас и сыворотку правды, не то что предложенные микстуры.
Или сыворотку колют? Да неважно!
Вода имела специфический лекарственный привкус, поэтому сразу осушил второй стакан и немедленно ощутил, как в организм, измученный бессонной ночью, алкоголем, стрессом и смертельным противостоянием, начинают стремительно возвращаться жизненные силы.
О-хо-хо! Даже не понимал, насколько мне до того было плохо.
— А теперь повтори рассказ, — потребовал Альберт Павлович, усаживаясь напротив.
Я не рискнул спросить, каким боком случившееся затрагивает сферу деятельности консультанта РИИФС, и выдал куда более связную версию произошедшего. Если в машине казалось, будто говорю исключительно по делу, то теперь то словоизвержение иначе как бессвязным лепетом расценить не мог. Даже стыдно стало. А уж при воспоминании о совершенно непотребном состоянии во время прогулки до водохранилища и вовсе щёки покраснели.
Впрочем, до подробностей загула никому не было никакого дела. Альберт Павлович пытался просверлить взглядом дыру в моей голове, Георгий Иванович конспектировал какие-то отдельные моменты в своём блокноте. Ну а стоило только умолкнуть, и начались расспросы.
Кто предложил отправиться на водохранилище? В какое именно время это произошло? Кто присутствовал тогда в клубе? Кто там и остался, а кто принял приглашение? Каким маршрутом добиралась до лодочной станции компания? Сколько времени это заняло? Точно ли я расслышал фамилию «Гросс» или просто не разобрал окончания слова «гроссмейстер»?
И опять, и снова, и о том же, только в другой формулировке. Раз за разом, круг за кругом.
Уж не знаю, что за химию скормил мне Альберт Павлович, но память сделалась воистину кристально чистой, в ней всплывали самые незначительные детали, стоило только о них подумать. И даже так осветить удалось далеко не все интересовавшие собеседников моменты. Чего-то я попросту не видел, чего-то не знал и знать не мог.
— Никакой ясности, — скривился под конец допроса капитан Городец. — Эксперты затрудняются определить точное время смерти экипажа броневика. Временной промежуток таков, что их могли убить как незадолго до отбытия студентов из клуба, так и непосредственно после этого. Ясно лишь одно — это был не экспромт. Акция готовилась заранее.
Я навострил уши. Экипаж броневика убит?
Выходит, схлестнулся не с сослуживцами? Уф-ф! Как гора с плеч! Одной головной болью меньше! Не дело, конечно, из-за смерти хороших людей облегчение испытывать, да только они так и так мертвы вне зависимости от моих эмоций.
Долго пауза в расспросах не продлилась, дальше потребовалось террористов описать.
— И покойника тоже? — уточнил я, невольно поёжившись. — А смысл?
— Не льсти себе, — скривился Георгий Иванович. — Судя по следам крови, ранения оказались несмертельными. Сколько раз ты ударил?
— Ч-четыре, — ответил я с запинкой, не зная радоваться или огорчаться такому повороту событий. Дрожащими руками наполнил водой стакан и в несколько длинных глотков его осушил.
— Балбес! — беззлобно ругнулся капитан и потребовал: — Опиши их! Давай! Сосредоточься!
И вот это оказалось делом весьма и весьма непростым. Нет, с мыслями собрался без всякого труда, невозможным оказалось составить словесный портрет. Луна светила противникам в спины, лиц я попросту не разглядел.
— Один плотного сложения, крепкий. Ниже меня, рост примерно метр семьдесят пять. Говорил, как показалось, с юго-западным акцентом. Лет сорока, наверное.
— Его ты ножом пырнул? — уточнил Альбер Павлович, впервые сделав пометку в блокноте.
— Нет, второго. Он был ростом с меня, но шире в плечах. Около тридцати лет, как показалось. Выговор чистый и очень правильный.
— Эмигрант или иностранец? — уточнил Городец.
Я немного поразмыслил над этим вопросом и без всякой уверенности ответил:
— Наверное, эмигрант. Акцента не чувствовалось. И ещё он сказал, что в здешней табели о рангах находится на пике четвёртого витка.
Георгий Иванович задумчиво потёр подбородок.
— Получается, проходил инициацию в одном из вторичных источников.
А вот Альберт Павлович хоть и сделал в блокноте новую пометку, к этой версии отнёсся с явственным скептицизмом.
— Эта публика слова лишнего о себе не скажет, а скажет — соврёт. И в особенности — своим местным контактам.
Я понятия не имел, что за публика имелась в виду, но уточнять не стал, решив по возможности не привлекать к себе внимания.
— Организуешь показ фотографий? — спросил у капитана Альберт Павлович, начав складывать вещи в портфель.
— Сделаю, — кивнул Городец и указал на меня: — А с этим юным дарованием как поступим?
Консультант пристально глянул, и как-то разом сделалось не по себе. И до того не лучшим образом себя чувствовал, а тут и вовсе словно препарировали. Натурально — лягушкой себя ощутил, к которой уже электроды присоединили и напряжение подвели. Аж перекорёжило всего.