Рябиновая Гряда (Повести)

Потом и еще бывал у них Сергей Леонтьевич. Весной помогал разделывать землю под гряды, окапывать яблони, два воскресенья тюкал топориком — тесал колышки, чтобы подвязать малину и смородину. Невольно улыбается Полина Семеновна, припоминая, как там же, в саду, мать возьми и отмочи такое: «Поженились бы, что ли, а я, пока сила есть, внучат бы стала тетешкать». Сергей Леонтьевич смутился, оспинки на лице порозовели, бормочет: «Я что ж… Как будет Полины Семеновны воля». Была ли у них любовь? Такая, о какой в романах пишут? С нетерпением, огнем во взорах, с готовностью горы своротить на пути друг к другу? Где там! Она не красавица, не молода, о нем тоже не скажешь, чтобы пленял красотой: худой, сутуловатый, на сером лице шадринки от оспы, макушка головы протерта.

Свадьба у них была тихая, без фаты и колец, без нынешних верениц такси, разряженных лентами, словно рысаки в старину. Оба люди серьезные — к чему им эта праздная суета, нетрезвые крики «горько!»? И не по возрасту им публичное целованье, да и временем оба дорожат. Потехе даже часа много. Степени и звания обязывают быть на уровне последних достижений науки. Поток информации все стремительнее, идти вперед все труднее. В первые же дни делового и благоразумного семейного счастья Полина Семеновна сказала, что надо избежать всего, что может помешать их научной работе. Всего, подчеркнула она. Сергей Леонтьевич понял: включая детей. Знала, что он думает по-другому, но успокаивала себя: после сам поймет ее правоту. Наука ревнива, тут или — или. Их труды — не личная прихоть, а исполнение долга обществу, государству, давшему им образование. Она должна завершить цикл работ по получению полимеров с заданными химическими свойствами, — это же новые материалы, нужные промышленности, народу, новые, легкие, красивые, неизносимые ткани и многое-многое другое.

Сергей Леонтьевич уныло кивал: конечно. Докторские на очереди. Закруглять надо.

3

По соседству, Полина Семеновна позвала Фаю встретить Новый год вместе с ними.

— Придет кой-кто. Скучать не будете. Поможете нам с мамой угощение приготовить.

Фая помялась: удобно ли? На кухне помочь, это пожалуйста.

— Почему только на кухне! — возразила Полина Семеновна. — Будете нашей гостьей. Согласны? Я так и знала, что не откажетесь.

«Я так и знала» было у нее присловьем, как у других «так сказать».

На кухне она познакомила Фаю со своей матерью. Втроем дело пошло спорее. Готовили салат, бутерброды, раскладывали на тарелки кексы и пирожки. Зоя Демидовна похвалила Фаю — все-то у нее выходит красиво и ловко.

— Хорошей будешь хозяйкой. Дай бог тебе и мужа хорошего.

— Уж вы скажете, — застыдилась Фая. — Я о науке мечтаю.

— У нее аналитический ум, — подтвердила Полина Семеновна. — Фая будет ценным научным работником. Замужество не уйдет.

— Кто знает, — вздохнула Зоя Демидовна. — Дочки все так, будто молодости и конца не будет. Невдомек, что годы-то под гору да под гору. Придет время, замуж бы дочкам, а уж старость рядочком. В соседях у меня… Красавица. Я, говорит, еще свое возьму. Замуж-то, мол, когда? Выбираю, говорит. И все ей не по душе. Тот пьяница, тог не глянется, тот глянется, да за другой тянется. Ладно, говорит, меня пожилой принц с первого взгляда полюбит.

Фая тоже пообещала принца дождаться.

— Как же соседка ваша? Нашелся?

— Принц? Нашелся. Пожилой. Зайдет: «Выпьем, Аллочка!» Выпьют, музыку закрутят. Роман-то вряд ли крутили. Потом и дорогу к ней позабыл. Одна стала выпивать. Дальше — больше. Чертежницей была, — уволили, твердость в руках пропала. В похоронном бюро сейчас, парафиновые цветочки лепит.

По одному и супружескими парами сходились гости, больше коллеги Сергея Леонтьевича из педагогического: историки, тощий, желчно улыбавшийся словесник, бородатый, длинноволосый фольклорист, уверявший, что ему с такой первобытной растительностью деревенские старушки охотнее сказывают старинные были и небылицы. Экономиста, автора нашумевших статей по демографическим вопросам, встретили колкими шуточками, скоро ли женится, чтобы форсировать рост народонаселения.

Когда стол, раздвинутый во всю ширь в большой комнате, был заставлен бутылками и едой, Фая хотела незаметно уйти. Полина Семеновна удержала ее за руку.

— Ни-ни, Фаечка! Будете у нас представлять младое племя.

Как водится, новогоднее застолье началось с тоста в честь хозяйки, приготовившей такой пир, и хозяина, потом выпили за наступающий Новый год. Одобрительно помянули уходящий старый год. Выпили за успех недавно вышедшей книги Сергея Леонтьевича о волжских болгарах, за новые научные достижения Полины Семеновны, о которых писали все газеты.

За столом делалось все шумней. Химики пригрудились к хозяйке, у них свое: полимеры, формальдегид, диоксолан, триоксолан… Историки свое: «А Соловьев что говорил?»… «Учтите, как это Греков трактовал»… «Новейшие изыскания академика Рыбакова»…

Напротив Фаи бородатый фольклорист и желчно крививший губы словесник спорят о каком-то романе. Словесник скрипуче доказывает, что весь роман — сплошная литературщина.

— Пожилая супруга без конца сетует, что ей ужасно приелся муж.