Читаем Рябиновая ночь полностью

За окном загудела машина. Нина Васильевна поставила в сервант на место чашку и вышла из дома. По ограде ходил секретарь райкома Николай Данилович Шемелин.

— Коля? Здравствуй, — зарделась Нина Васильевна.

Шемелин остановился, из-под косматых бровей долгим взглядом посмотрел на Нину Васильевну. Набежавший ветерок взъерошил его седую копну волос, несколько прядей бросил на красный рубец возле правого уха. Шемелин большой пухлой ладонью пригладил волосы.

— А я и не знаю, здороваться мне с дезертирами или нет?

— Ты, Коля, поздоровайся.

— Не буду.

Они пошли по дорожке к беседке. Возле грузного, немного сутуловатого Шемелина Нина Васильевна казалась маленькой, круглой.

— Я же ездил с делегацией в Казахстан, знакомился с их опытом ведения овцеводства. Вчера вернулся и не поверил, что ты могла такое выкинуть.

— Теперь поверил?

— Поверишь. Сегодня первый секретарь обкома мне такое выдал, что горячо на стуле сидеть было. Говорит, хлеб надо убирать, а не председателей менять. Как же ты на такое решилась?

— Не говори. Долго мучилась. Перед собранием несколько ночей не спала. Когда избрали Алешу, с облегчением вздохнула. Даже как-то больше себя уважать стала.

— А я думал вперед тебя уйти в отставку. Трудно сейчас тебе?

— Это, Коля, пожалуй, не то слово. Вскакиваю сегодня спозаранку, смотрю на часы, не проспала ли, а оказывается, идти-то на работу не надо. Все люди будут делать без меня: и мечтать, и ругаться, и спорить, и радоваться. Не позвонит секретарь райкома Шемелин и не спросит: «Вы хлеб-то в этом году думаете убирать? Так что же вы еще с ремонтом царапаетесь?» И такая меня тоска взяла, хоть ревмя реви.

— Это пройдет. А что же ты не Ивана Ивановича за себя оставила? Его же готовила.

— Не скрою, готовила. Да уж только так получилось. Перед собранием у нас разговор с комиссаром состоялся, он и сказал: «Состарился Иван Иванович раньше времени, и не без вашей помощи». А ведь правду сказал. Я-то думала поднатаскать Ваню и не заметила, как он стал на все смотреть моими глазами, и ни одной своей мыслишки. Я уже по старости тяжела стала на подъем, а он по лености своего ума дальше носа не хочет, да и не может увидеть. Открылся-то он мне весь, когда Алеша приехал. С помощью Алеши он мог бы председателем работать, так Анна между ними встала, а ее-то им уж не разделить. Все они еще горюшка хлебнут.

— Ты правильно сделала, у Алеши крылья покрепче. Ну, а сама-то как дальше жить думаешь?

— Хочу попроситься у Алеши агрономом на опытное поле.

На дорожке с блюдом в руках, накрытым полотенцем, появилась Евдокия Тихоновна. Увидела Шемелина, стушевалась.

— Вот и гостей бог дал. А я горячие шаньги и пирожки принесла.

— Балуете вы ее, Евдокия Тихоновна.

— Она нам, чай, не чужая, как же не побаловать.

— Спасибо, Евдокия Тихоновна, с нами ужинать.

— Ой, что вы. Да у меня старик сейчас явится.

Шемелин и Нина Васильевна прошли в дом.

— Ты только посмотри, Коля, какие румяные пирожки-то, — радовалась Нина Васильевна. — А пахнут-то как! В другой раз я тебя собственными угощу.

— Не забыла еще стряпню?

— Ничего, вспомню. Такие кренделя испеку, ты еще ахнешь.

— Посмотрим, посмотрим…

Нина Васильевна включила свет, вскипятила чай, и они сели ужинать.

— Одной-то тебе здесь будет не очень-то радостно.

Нина Васильевна вздохнула.

— Что же делать?

— Перебираться ко мне. Осенью я уйду в запас. Переедем в Читу. Квартиру мне обещают там.

— Пожалуй, пришла пора нам и о себе подумать. А может, здесь свой век доживать будем?

— Потом посмотрим.

— И сегодня, Нина, я, пожалуй, уж никуда не поеду отсюда.

— Оставайся. У тебя ведь там тоже, кроме домового, никого нет. А шофер-то где?

— Да поехал к знакомым. Сейчас явится.

Глава 7

Солнце только взошло, а Алексей был уже в конторе. На столе в папке лежали документы. Он подписал их, затем открыл толстую тетрадь и пробежал взглядом по последней исписанной странице. «Побывать на ферме. Что-то замедлились темпы строительства овцеводческого комплекса. Разобраться… Дать задание комиссару проверить, как подготовили полевые станы к уборке. Особо надо подумать о людях, которые приедут помогать. С Матвеем Ивановичем съездить к Алханайскому хребту, к торфяному болоту. Если мы организуем добычу торфа на подстилку скоту, то раза в два увеличим производство навоза».

Алексей отодвинул тетрадь, закурил. Не думал он, что так дело обернется. Все силы хотел земле отдать. «Но ничего не поделаешь. Толковых агрономов надо подобрать. Своих ребят растить. Бориса бы перетащить сюда, да теперь уж не поедет, духу не хватит спуститься на землю. Такого специалиста загубили».

В приемной послышались шаги, и в дверях появился Иван Иванович.

— Ты меня просил зайти.

— Просил. Садись.

Иван Иванович сел за приставной стол.

— Тебя почему несколько дней не было на работе?

— Так вышло, — неопределенно ответил Иван Иванович. — И отчитываться перед тобой не хочу и не буду. Сейчас принесу заявление об уходе.

Алексей загасил в пепельнице окурок, потер подбородок.

— И ты думаешь, мы без тебя не обойдемся?

— Тем лучше. — Иван Иванович дернул нос-лодочку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза