Рябиновая ночь

— Однако ты сегодня шибко уморился, — увел разговор Батомунко. — Хорошо поспать надо. Взойдет солнце, мысли светлые родятся.

— Солнце-то придет, только вот душа от этого светлей не станет.

С улицы донесся гул мотора. Через некоторое время в дом вошел Арсалан, поздоровался с родителями и остановился возле стола.

— Так… Гуляем…

— Выпей со мной, Арсалан.

Алексей потянулся к бутылке. Арсалан отстранил его руку и бутылку выбросил в окно.

— Душа болит, Арсалан. — Алексей неуверенным движением расстегнул ворот рубашки.

— У него душа болит, — сверкнул глазами Арсалан. — А у Кати не болит? У Анны не болит? А у отца с матерью душа не болит? — Арсалан кивнул на Батомунко и Чимит.

Алексей опустил голову на грудь.

— Его там люди ждут, а он убежал в степь и водку хлещет.

— Что же, по-твоему, мне и выпить нельзя? Да?

— Нельзя, Лешка! На то и крылья даны орлу, чтобы летал. Тебя народ за человека принял, поверил тебе, пошел за тобой. Сама Нина Васильевна дорогу уступила. А выходит, мы перепелку за сокола приняли. Ты же нас всех обманул. Вспомни-ка нашу клятву. Или ты забыл ее?

Нет, этой клятвы Алексей не забыл.

…Онон. Лето. На берегу реки горит костер. Возле него сидят Борис, Арсалан, Алексей. Вдали полыхают зарницы, а мальчишкам кажется, что это где-то бьются их отцы и братья с фашистами. Борис взял нож и острием надрезал палец. Выступила алая капля крови. У Бориса побледнело лицо. Он смотрит на зарницы и говорит:

— Клянусь боевым оружием отцов, клянусь их ранами, клянусь слезами матерей быть всегда верным другом. Если я смалодушничаю перед жизнью, если предам вас, то пусть меня постигнет самая суровая кара — презрение моего народа. Трусам и подлецам не место на земле. Если один из вас окажется в беде, то я приду на помощь, если даже придется перешагнуть через собственную смерть. Если я этого не сделаю, то пусть потухнет мой очаг[19]. Клянусь!

Такую же клятву произнесли Арсалан и Алексей. Потом, стоя у костра, они соединили пораненные пальцы, и крупная капля крови упала на землю.

— Теперь мы побратимы, — взволнованно проговорил Арсалан.

Много с тех пор утекло воды в Ононе. Но Алексей помнил каждое слово клятвы.

— Может, Борису позвонить, рассказать о тебе?

— Прости, Арсалан. И ты, отец, и ты, мать. Простите меня. Не устоял.

— Пей крепкий чай и в постель, — уже более мягко предложил Арсалан. — Мать раны перевяжет.

Через полчаса Алексей уже спал тяжелым сном. Арсалан сел за стол.

— Беда к человеку пришла. Зачем же ты так с ним говоришь, сын? — упрекнула Арсалана Чимит.

— Его беда — моя беда. Потому так и говорил.

— Ничего, Чимит, буря сильную птицу закаляет, слабую убивает, — вмешался в разговор Батомунко.

Арсалан выпил стакан чаю и встал.

— Мне еще работать сегодня.

Алексей проснулся рано, вышел из дома. Горела заря. На озерке кормились утки. От Онона доносились редкие выстрелы. Сознание Алексея точно на экране прокрутило весь вчерашний день и остановилось на Кате. «Вот и поставлены все точки». Алексей не чувствовал ни горести, ни радости. Вспомнил об Иринке. Засосало под сердцам. Кто-кто, а он-то знает, как расти без отца. Алексей вздохнул, поднял руку поправить упавшие на лоб волосы, обжигающая боль резанула грудь.

— Фу, черт. — У Алексея даже испарина на лбу выступила. Он постоял, боль утихла.

В ограду вошел Батомунко, он уже выгнал овец на пастбище.

— Скоро на зимник покочует? — спросил Алексей.

— Как только уберут поля.

— Зеленку уже пора косить на культурном пастбище. А то перестоять может.

— Максимку в воскресенье поджидаю. С ним поедем. Дня за два управимся.

Алексей позавтракал и поехал в поле. Вскоре его по рации нашел диспетчер и сообщил, что нужно подписать чеки на получение денег в госбанке, иначе люди могут остаться без зарплаты.

Пришлось ехать в контору. Алексей только подписал чеки, как в дверях появилась Аграфена.

— Аграфена, проходи, садись.

Аграфена как-то боком присела на краешек стула и нервно теребила кончик платка.

— Петрович, что теперь с Петрушей-то будет?

— А что с ним еще стряслось? — не понял Алексей.

— Вон что натворил с огнем-то. Чуть хлеб не спалил. Ребенок еще.

— Этот ребенок по полторы нормы в день выполняет. В поле он уже. Я сейчас его видел.

— Ты уж обиды на него не таи.

— О какой ты обиде толкуешь? Придет время, мы его еще орденами награждать будем. А вот Арсалану и Ивану Ивановичу я всыплю, чтобы до конца жизни царапали одно место.

— Может, не надо, Петрович, Петруша подвел их.

— Они его подвели. А ты Петра учить-то думаешь дальше?

— Никак не хочет. На этих тракторах и комбайнах спать готов.

— Ладно, я сам с ним поговорю. Как дела у тебя на ферме?

— Пока все добром. Но травы начинают подсыхать. Если бы разрешили коров силосом подкармливать.

— Силос зимой пригодится. Надо пастьбу на лугах по отаве организовать. Только чтобы сено не травить.

— Двум пастухам не управиться.

— Человека два-три я вам на это время найду.

— За это спасибо.