Рябиновое танго

— Я ведь мог в то утро не пойти в гостиницу, тем более что ноги мои совсем не хотели туда идти, а послушать свое сердце и остаться ждать тебя у твоего подъезда, а потом поехать за тобой на край света. Сердце, оказывается, бывает иногда умнее головы, и надо его слушать! Представь, сколько бы трудностей я разделил с тобой?

— Макс, я не жалуюсь, я приобрела ценный опыт, потому что многому научилась.

— А что теперь? И сердцем, и разумом сейчас я хочу одного: быть рядом с вами. Ты позволишь мне? — Максим умоляюще смотрел на Машу.

В ответ на его мольбу она только кивнула, не нашла слов, чтобы сказать, что она давно мечтает об этом. Но в их семье не принято было бурно выражать свои чувства, и она еще никогда и никому не говорила о них. Максим же был рад даже такому сдержанному согласию Маши.

— Маша, согласись, что случай наш не назовешь ординарным. Нам надо как бы перемотать ленту нашего фильма на два года назад и начать все сначала. Ты согласна?

И опять Маша только кивнула, но Максим понял ее, считая, что Маша имеет право говорить или не говорить о своих чувствах.

— Маша, тогда я приглашаю вас ко мне в гости.

— В Москву? — разочарованно спросила она.

— Маш, ты, пожалуйста, пойми… Мое мужское самолюбие не позволит мне сидеть на шее у твоей мамы, несмотря ни на какие законы сибирского гостеприимства. И потом, в счастливом конце нашей истории заинтересованы и другие лица. Это мои родители. Они все пережили вместе со мной, а своего внука узнали на фотографиях раньше, чем я в Моте узнал своего сына. А разве Мотя не имеет права знать всех своих бабушек и дедушек?

— «На фотографиях»? — удивилась Маша.

— Да, их дала мне Рогнеда Игоревна. Но я не зря вспомнил о своих родителях. Они всегда мне помогали, помогут и сейчас…

Маша смотрела на него непонимающим взглядом, а Максим достал телефон и набрал домашний номер.

— Максим, где ты? — услышал он взволнованный голос матери.

— Мама, я сижу у кроватки Моти, — улыбнулся Максим, посмотрев на спящего сына.

— Как «у кроватки Моти»? Ты же ехал домой?! — кричала она, а Максим испуганно прикрыл трубку рукой, словно ее крик и впрямь мог разбудить малыша.

— А теперь уже не еду, так получилось, долго рассказывать.

— А где Маша?

— И Маша рядом со мной. Можешь пригласить ее в гости. Передаю ей трубку.

Маша от неожиданности отпрянула, но, глядя на улыбающегося Максима, трубку хоть и нерешительно, но взяла.

— Здравствуйте, — сказала она своей невидимой собеседнице.

— Машенька, дорогая, здравствуйте! Машенька, я вас приглашаю… нет, я вас умоляю показать нам Мотю.

Слов матери Максим не слышал, но читал все, что отражало в момент разговора с ней лицо Маши, а когда услышал Машино согласие, одарил Машу своей чарующей улыбкой.

«Никогда не думала, что от улыбки могут бежать мурашки по коже», — подумала Маша и улыбнулась ему в ответ.

Этими улыбками они сказали друг другу больше, чем могли бы сказать словами. Эти улыбки говорили о том, что они понимают друг друга без слов.

Улыбаясь, они вместе с проснувшимся Мотей вышли к Наталье Николаевне, которая волновалась и мучилась в ожидании. По их глазам, их улыбкам и она все поняла без слов. Вместе они провели замечательный семейный вечер. Сообщение о том, что завтра дети улетают в Москву, немного огорчило Наталью Николаевну, но, подумав о счастье дочери, она быстро справилась с легким приступом материнского эгоизма.

Глава 22

Всю дорогу от своего дома до дома Максима Маша волновалась за сына. Малыш, то засыпая в транспорте, то просыпаясь при его смене, совсем выбился из своего режима. Маша, наблюдая за сыном, очень нервничала. Это не позволяло ей полностью отдаться своим ощущениям. Изредка, когда Мотя засыпал, она успокаивалась и наблюдала за их троицей как бы со стороны. Со стороны они смотрелись красивой, молодой семьей; Максиму удавалась роль заботливого отца и мужа, которого Маша даже в мыслях боялась назвать мужем и тем более мужем любящим.

Максим понимал, как нелегко Маше далось решение ехать с ним в Москву на непонятно каких правах, видел, как она волнуется за сына, поэтому старался сдерживать свои эмоции. Хотя на самом деле его переполняло чувство радости оттого, что они вместе, а чувство гордости прямо распирало его. Хотелось всем и каждому рассказать, что этот чудесный малыш его сын, что эта красивая девушка не только мать его сына, что именно ее, и только ее, он видит своей женой. Чувства кипели у него внутри, словно лава перед извержением вулкана, но Максим усмирял их напор, боясь силой своих страстей напугать Машу. Сам себе он казался гордым горным орлом, принесшим добычу в свое гнездо, только не видел он, что нежность, разлитая в его взгляде, несколько не соответствует гордому виду птицы, возникшей в его воображении.

Только после полуночи они вошли в квартиру Максима. Маша рада была тому, что утомительное для сына путешествие наконец закончилось. Она отказалась от какого бы то ни было ужина, попросила разрешения помыться и лечь спать.