Рябиновое танго

— А мне твой шашлык больше нравится, — усмехнулся Вселдыч. — Макс, ешь хорошо, и обязательно чаю Пашкиного попей, он поможет тебе восстановить силы.

Максим никогда не пил такого чая. Пашка залил кипятком какие-то травы, листья малины, смородины, кусочки чаги. Пока Максим пил чай, Пашка читал ему лекцию про «лазовые» и «нелазовые» кедры. Из его объяснений Макс понял, что если на кедр можно залезть — кедра «лазовая».

«Почему они говорят не кедр, а кедра? Может, по аналогии с названиями других деревьев: береза, сосна, пихта», — думал Максим, а Пашка тем временем на практике показывал, как это нужно делать.

Для своего возраста («поди, под шестьдесят») он делал это очень ловко. Забравшись на дерево достаточно высоко, он тряс макушку, руками и ногами стряхивал шишки с веток.

Для «нелазовой кедры» использовали и шест, и сколоченную кое-как лестницу, а совсем уж «нелазовой» доставались удары деревянной кувалды, которая называлась колотом, или довольно толстого бревна, которым мужики орудовали вдвоем, используя его как таран. Бить нужно было сильно, чтобы стряхнуть с дерева шишки.

— А не вредно это для дерева? — забеспокоился Максим.

— А боксеры себя и по головам, и по торсам молотят почем зря, а живы и относительно здоровы. Так чё тогда кедре сделается? — смеялся Пашка.

— Мы на это место лет шесть уже ходим, и пока я не вижу, чтобы деревья как-то изменились, — заметил Вселдыч.

Сбитые разными способами шишки нужно было до наступления темноты собрать в кучу, что они и сделали. К концу дня Максим не чувствовал ни рук, ни ног, но никто не собирался останавливаться. Наскоро поужинав, развели большой костер и приступили к другой работе. Теперь каждую шишку, попросту говоря, нужно было раздавить, чтобы из нее посыпался орех. Для этого шишку клали на деревянную наклонную ребристую доску и прокатывали по шишке ребристым же валиком. Если шишка была крепкая, нужно было хорошенько постучать по ней. Сердцевину шишки отбрасывали сразу в мусор, а «копейку» — крупную верхнюю чешую шишки вместе с орехами опять скидывали в кучу. Часов в девять стало совсем темно, не помогал и свет от костра. Вселдыч скомандовал:

— Отбой!

Максим думал, что уснет сразу, настолько он устал. Но сон не шел. Как-то тяжело, муторно было на душе, но Максим не понимал отчего. Он опять слышал десятки новых запахов: благоухал рядом куст смородины; шел смолистый дух от могучего кедра; пахло дымком от костра, хвоей от пола палатки; мох у входа в палатку тоже имел свой запах — запах земли и травы.

«Воздух такой густой, что его, наверное, можно резать ножом и употреблять кусками», — подумал Макс.

Нанюхавшись, он все же уснул, так и не вычислив источник своего беспокойства.

С рассветом мужики зашевелились. Пашка взялся приготовить нехитрый завтрак. И второй день как две капли воды был похож на первый, да и все остальные — тоже. Работа была трудной и нудной. Гора раздавленных шишек теперь пропускалась через крупное сито, потом «копейка» отсеивалась еще через одно сито.

— А отвеивать уже дома будем на электровентиляторе. Тогда орех сыпется перед ним, а самый мелкий мусор отлетает дальше.

— И это будет последняя операция в заготовке ореха? — поинтересовался Максим.

— Нет, его еще надо будет сушить. Лучше это делать на солнце, но можно и в печи. Но сам понимаешь, сушим мы только для себя, а для продажи только подсушиваем.

Во время работы Вселдыч постоянно посматривал в сторону Максима. Но Макс работал хорошо и ныть не собирался. Постепенно он втянулся в работу, у него появилось время для маленьких наблюдений. Тайга — не лес в Подмосковье, где он любил бывать с родителями. Она реально обитаема. Максим это видел и слышал даже на том небольшом ее пятачке, который они освоили. Их не очень боялись белки, кедровки — птицы, которые тоже кормятся орехом, бурундуки. Издалека Пашка показал Максиму рысь. А большая, нагулявшая за лето жирка «капалуха» — самка глухаря — послужила им пищей, из нее Пашка сварил отличный бульон. В зобу у нее тоже были орехи.

— Вишь, — смеялся Пашка, — все орешки любят!

Но в тайге были не только орехи. Пашка приносил ягоды брусники, грибы. Грибы он замечательно жарил на топленом масле, которое им дала Анна Михайловна, чтобы отмывать от кедровой смолы руки.

— А тут много! — показывал Пашка банку с маслом. — На всех хватит!

И опять смеялся.

«Ничего не портит ему настроения: ни усталость, ни монотонный тяжелый труд, ни таежный гнус. Он всюду успевает!» — думал Макс, поглядывая на Пашку.

— Да, веселый у меня тесть, — словно прочитав мысли Максима, улыбнулся Вселдыч. — Всю жизнь у него этому учусь. Знаешь, я ни разу не слышал, чтобы они с тещей ругались. Наверное, трудная жизнь учит радоваться мелочам. Есть банка тушенки в запасе — ему в радость, урожай ореха в тайге — счастье, зять приехал — и радость, и счастье. А мы в холе и неге живем, так еще умудряемся жизнь кому-нибудь портить.

Максим слушал рассуждения Вселдыча и полностью был с ним согласен.