Рябиновый мед. Августина. Часть 1, 2

Ася научилась спокойно, без острой боли вспоминать Льва. Она научилась думать о нем как о красивой, придуманной сказке. Это была прививка любовью. Теперь она переболела и абсолютно здорова. Но ей нужен смысл! Воплощение мечты – уютный дом с круглым столом, значительный муж, воспитанные дети. И возможно ли это все в том мире, который, надвигаясь, показывает не лучшую свою сторону? Дождаться Алексея, уехать с ним туда, где иная, лучшая жизнь!

Начальник Аси, уже пожилой земский доктор, прописывавший когда-то детям Сычевых горькие пилюли, был настроен по-своему оптимистично.

– Ничего, Асенька. Вот скоро наши подключат союзников, ударят с запада. Попомните мое слово – не долго варварам пировать.

– Вы полагаете, доктор, война будет продолжаться?

– А как же вы думали, матушка? Кто же большевиков-то выкурит? Наша армия основательно разбита, а та, что осталась, заражена бациллой большевизма. Нужны значительные силы, и за пару месяцев, уверен, с этим безобразием будет покончено.

Ася поспешила закруглить опасный разговор. Все еще свеж в памяти был инцидент в Буженинове, переросший в трагедию.

Стояла парна́я весна – в саду матушки Александры проклюнулись нарциссы. В Троицком овраге, по сухим краям его, уже желтели крапины мать-и-мачехи, а по вечерам затевали свои первые запевы соловьи.

Матушка Александра возилась в саду, рядом с ней топал маленький Юлик, разгребая лопаткой приготовленный для клумбы навоз.

Одинокий путник в серой шинели, с походным рюкзаком, шагающий по улице со стороны Даниловской дороги, привлек внимание женщины. Она вытерла руки, поставила ладонь козырьком к глазам. Прежде чем он свернул к калитке, выдохнула:

– Володя!

Ноги подвели – дошла до крыльца и прислонилась к перилам. Молча смотрела, как сын открывает калитку. Юлик бросил лопатку и настороженно наблюдал за незнакомцем. Зареветь? Не зареветь?

На крыльцо выскочила Маша, за ней – Иван. Владимир уже обнимал мать.

– В отпуск?

– Совсем.

– Как, ты шутишь?

– Потом. Все потом. А это чей карапуз? – Владимир подошел к Юлику. – Неужели Алешкин?

– Это мой. – Ася торопливо спустилась с крыльца. Увидев мать, карапуз позволил себе выразить недовольство и громко заревел.

И вот уже всей толпой в дом – и самовар, и постные щи, еще теплые, из печки, и драники с топленым маслом…

Рядом с отцом, по правую руку, – Владимир. Он изменился. Юношеская молодцеватая красота утратила плавность, огрубела, превратившись в суровую притягательность мужчины. Каждый жест, слово, поворот головы, еще более, чем прежде, выдавали в нем офицера.

– Как же теперь ты, Володя, без армии?

– Теперь совсем не та армия. Я царю на верность присягал и своих убивать не желаю. Найду себе дело, не пропаду.

– Вот и верно! – воскликнула Маша. – Женим тебя тут…

– Хорошо бы, – поддержала дочь матушка Александра. – Пора уж, Володенька.

– Может, вы мне уже и невесту присмотрели? – прищурился Владимир.

Дочь с матерью переглянулись.

– Понятно, – покачал головой гость. – Дайте осмотреться-то… Сто лет дома не был! По лесу соскучился, по речкам нашим…

Владимир и в самом деле вскоре нашел работу – его взяли преподавателем в городское училище для мальчиков. По утрам он в саду делал гимнастику, яростно отмахивая локтями, обливался из бочки, а после шел по тихим улицам города своей военно-строевой походкой в училище. Там с первых дней своего появления Владимир поразил всех неукротимой энергией, выдумкой и авторитетом, который довольно быстро завоевал среди учеников. Первым делом Владимира стал его поход в воинскую команду, где он попросил для училища бездействующие духовые инструменты. Ему не отказали, и в городском училище начались репетиции оркестра. Он сам учил мальчишек азам музыкальной грамоты, сам расписывал партитуру для каждого инструмента, и к концу мая, когда улицы достаточно подсохли, его оркестр впервые вышел на улицу и заиграл марш. Впереди всех шел парнишка с красным флагом, а рядом вышагивал Владимир.

Когда оркестр шествовал по улицам, люди выглядывали из окон, частенько бросали дела и пристраивались позади, чтобы почувствовать то единение, которого, вероятно, не хватало городу с упразднением крестных ходов.

Сонечка Круглова долго ждала хоть какого-то знака внимания от предмета своей любви, но Владимир ограничивался вежливым кивком, не искал встреч и, казалось, с головой погрузился в работу, сделав ее смыслом существования.

Поначалу Сонечку терзала обида. Разве же она заслужила подобное отношение? Разве она не думала лишь о нем все эти годы, не просила в своих молитвах вернуть его живым и невредимым? И вот он здесь, рядом, но делает вид, что она для него ничего не значит. Возможно ли, что он все забыл, тогда как она питалась воспоминаниями и жила только ими?

Однако, наобижавшись всласть, Соня пришла к заключению, что первый шаг придется делать самой. Нужно было только выбрать подходящий момент.

Был Первомай. Школа рабочей молодежи, в которой преподавала Сонечка, вышла на маевку. Ждали лектора. Играл духовой оркестр.

Ученицы Сонечки танцевать были не обучены – лузгали семечки, расположившись на травке, и разговаривали.