Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны

Все эти дни, ожидая известий о сыне, Ася не спала и не ела. Превратилась в высохшее до срока дерево, почернела лицом. Она стояла у городских ворот и вглядывалась в пыль на дороге, когда увидела всадника с курчавой светлой головой. Впереди сидел ребенок. Увидев мать, взмахнул рукой. Она прислонилась к каменной стене и не смогла сделать ни шагу.

А пару дней спустя Бухару облетела весть – Вознесенский поймал неуловимого Исламбека. Ася отправилась в часть встретить мужа. Она не признавалась себе, но ею двигали не только солидарность с мужем и благодарность за спасение сына. Она хотела видеть Исламбека. Она хотела взглянуть в глаза разбойнику, посягнувшему на ее ребенка.

Со смутным, необъяснимым чувством приближалась Ася к части. Со стороны долины красноармейцы вели Исламбека. Руки связаны за спиной, загорелое лицо наискось изуродовано глубоким порезом. Бритая наголо, черная от загара голова блестит на солнце.

Когда пленный поравнялся с Асей, их взгляды пересеклись. Без сомнения, он узнал ее.

«Жаль, что пожалел тебя тогда», – сказал он ей по-французски.

Из палаток выходили красноармейцы – все хотели взглянуть на знаменитого разбойника.

– Что он сказал? – спросил командир. Ася пожала плечами. Исламбек улыбнулся краешком губ. – Ты уж скажи по-русски, чтобы мы все тебя поняли, – громко предложил командир и тоже улыбнулся. Он был рад редкой удаче – банда, за которой охотились больше года, обезврежена в несколько дней!

Исламбек остановился и прямо посмотрел в лицо командиру. Пленник не выглядел побежденным. Он был на своей земле, и весь пейзаж – горы, высокие узкие тополя позади, поле тюльпанов вдалеке, – все это подходило к его диковатому восточному образу и будто бы поддерживало его.

– Ваша власть недолгая, – сказал он. – Народ не станет терпеть иноверцев. Вас все равно перебьют.

– Ну этого ты уже не увидишь, Исламбек, – громко сказал командир. Сказанное больше предназначалось красноармейцам. Исламбека было не переубедить.

– За меня отомстят, – ответил он.

– Жаль мне тебя, – покачал головой командир. – Мог бы жить как все, с семьей. Как, например, твой брат Арсланбек.

На это арестованный негромко огрызнулся по-своему и гортанно засмеялся.

Асе было неприятно смотреть на пленного, но она не могла оторвать глаз от него. Было что-то зловеще-притягательное в горящем взгляде, от которого веяло ненавистью. И только заметив у дальних палаток Вознесенского, Ася отступила и, отвернувшись, пошла навстречу мужу. Она не могла избавиться от мысли, что Исламбек какими-то нитями теперь связан с ней, с ее сыном, с ее мужем. Что невидимая чаша весов удерживает их всех в равновесии, и убери кого-то с этой чаши, все нарушится, все исчезнет. Не дойдя до Вознесенского, она оглянулась. Пленного увели.

– Вознесенский, его убьют? – спросила она вечером, когда они, по своему обыкновению, гуляли по городу.

– Да.

– Я не хочу. Я не хочу, чтобы его расстреляли. Лучше бы ты дал ему уйти за кордон!

– Что ты такое говоришь, Ася? Он никогда не уйдет, не отступится. Его жизнь в этой борьбе, в этой войне. Раньше с царем воевали, теперь с нами. Это их профессия, образ жизни. Исламбек по-другому не жил никогда. Забудь.

– Мне страшно, – призналась она. – Кровь за кровь… У меня такое ощущение, что его смерть принесет нам новые несчастья.

– Я вижу, ты засиделась дома. Стала рассуждать как аристократка. Суеверной сделалась… Нам в часть нужна стенографистка. Пойдешь?

– Пойду! – не задумываясь, ответила Ася.