Ночью Сережа проснулся от своего горя. Оно вот уже несколько дней будило его посреди ночи и не давало уснуть до утра. Но сегодня он сразу увидел: он не один. Что-то еще раньше разбудило Владика, и тот, сидя на своем топчане, смотрел в окно. Лицо его, мокрое от слез и бледное от луны, застыло в каком-то упрямом, отрешенном выражении.
– Ты плакал? – Сережа выбрался из-под одеяла и с ногами забрался к другу на топчан. – Почему?
– Я ненавижу его! Понимаешь? Ненавижу! – белыми от лунного света губами прошептал тот.
– Павла Юрьевича? Он тебя обидел?
– Я его просто ненавижу. – Лицо Владика исказилось в невыразимой муке.
– Не надо. – Сережа придвинулся к другу. – Зато у тебя есть мама. Тебе можно ее любить. Не плачь.
Владик придвинул к Сереже одеяло.
– Ты не слышал, а я не спал и слышал. Он не хочет, чтобы ты с нами остался. Мама просила, а он не позволил.
– Ничего, – утешал его Сережа. – Я у тети Арины жить буду. Она звала. Папу дождусь. За маминой могилкой ухаживать буду. А к тебе в гости ходить стану, а ты – ко мне. Не плачь.