Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4

– Похоже на скарлатину. Но возможно, и дифтерит. Чтобы поставить точный диагноз, необходимо подождать. Если появится сыпь, то…

– Ждать? Но чем же помочь ребенку? Ему трудно дышать, у него жар!

– Нужно подождать. Пока подавайте жаропонижающее.

К утру стало ясно, что у Юлиана дифтерит. Облегчения не наступало. Ася не отходила от постели слабеющего сына. Едва она пыталась подняться за какой-нибудь надобностью, мальчик открывал глаза и еле слышно просил:

– Мамочка, не уходи!

Вознесенский вновь привез фельдшера. Тот ввел противодифтеритную сыворотку. Но и следующий день не принес облегчения. Юлиан страшно ослабел. К вечеру он уже никого не узнавал, лекарства принимать не мог. Из груди его вырывался мучительный хрип, который слышен был даже на террасе, где нервно курил Вознесенский. В доме все стихло. Не слышно было шумных детей Айгуль и Усмана – никто не бегал во дворе. В доме поселилась беда.

Ася отправила Марусю к соседке, сама достала из-под белья глубоко запрятанные две иконы – Спасителя и Богоматери. Она молилась, а хрипы сына сотрясали воздух.

Она просила о чуде, но знала, что недостойна чуда. Она отодвинула веру, спрятала ее глубоко, приняв условия жестокой игры под названием жизнь. Она подчинилась – убрала иконы, без которых не представляла себя с раннего детства. Бог дал ей ребенка и теперь забирает его. Но ведь он мог забрать и ее, Асю!

«Почему же ты всегда оставляешь меня и подвергаешь новым испытаниям? – вопрошала она. – Зачем? Лучше оставь это невинное дитя и забери меня!»

Слезы она выплакала за эти долгие дни, их не осталось. Она лишь повторяла, глядя сухими глазами в синюю тьму ночи: «Почему ты оставляешь мне жизнь всякий раз, когда я оказываюсь на краю пропасти? Зачем мне жизнь без него?»

День оказался еще тяжелее, чем ночь. Ребенок таял на глазах. Ася стояла на коленях рядом с постелью и держала сына за руки. К вечеру не осталось надежды.

Личико сына совсем посинело, глазки закатились. Ася дотронулась до ножек – они были холодные.

Вошел Вознесенский, сел напротив. Вот оно, пророчество Исламбека. Кровь за кровь. Этому нет конца. Но почему – ребенок?!

Они оба были рядом, когда Юлиан сделал последний вздох. Алексей закрыл ребенку глаза.

Долго сидели молча. Ася – как каменная, Алексей – обхватив голову руками. Затем она поднялась и, пошатываясь, подошла к столу.

Ася зажгла свечи и достала Священное Писание.

– Я хочу, чтобы все было как нужно, Алеша. Почитай над ним Псалтырь. Больше некому.

Губы Вознесенского беспомощно дернулись. Он посмотрел на жену воспаленными от бессонницы глазами:

– Не могу я, Ася. Какой из меня теперь псаломщик? У меня руки по локоть в крови!

Она с минуту смотрела на него, не понимая.

– Ничего, Алеша, ничего. Читай.

Ася двигалась, как во сне. Она доставала чистую одежду сына, из простынки сделала саван, обмыла ребенка. Все эти скорбные необходимые действия производились под тихое чтение Псалтыри.

Похоронили Юлиана на солдатском кладбище за городом. Первое время Ася не могла совсем находиться дома, каждый день уходила на кладбище, погружаясь в тоску о сыне всем существом. Несколько месяцев короткой здешней зимы Ася прожила как в чужом сне – не узнавая мест, людей, не имея желаний. Она не ходила на работу. Не могла заставить себя пойти на базар. Это могло продолжаться бесконечно, если бы не Зульфия.

Однажды она зашла и застала свою постоялицу без движения лежащей на кровати. Ася смотрела в одну точку и не отреагировала на появление хозяйки.

– Совсем плохо, Асия! Поднимайся!

Ася и не подумала послушать Зульфию. У нее не было никакого желания двигаться.

– Твой сын теперь на небесах. Аллах принял его к себе! А ты тоской смущаешь дух сына, не даешь покоя! Ему хорошо, а ты делаешь, чтобы было плохо.

– Я хочу, чтобы он забрал меня с собой.

– Не гневи Аллаха. Каждому свой срок.

– Ты знаешь, я много раз была на волосок от смерти. Всякий раз я хотела остаться жить ради ребенка. А теперь – зачем?

– Когда-нибудь ты узнаешь это.

Ася поднялась:

– Ты в самом деле так думаешь?

Узбечка часто закивала.

– Но что же мне делать? Я ничего не хочу, ничто мне не мило!

– У тебя муж есть. Работа есть. Ходи на работу. Руки-ноги есть. Марусю замуж отдай. Ваш Федул снова ее в поле на лошади возил. Смотри, Асия, плохо будет! Девушка, что тот персик – переспеет, никто есть не станет!

Ася пересилила себя, поднялась, навела в комнатах чистоту, напекла лепешек и по русскому обычаю раздала соседским детям – на помин.

Вечером, когда пыль от копыт привела к их воротам красноармейца Федулова, Ася пригласила его в дом и поговорила с ним при закрытых дверях. Оказалось, красноармеец имеет серьезные намерения и девушку соблазнять не собирался. И если сама Августина Тихоновна и, конечно же, товарищ комиссар позволят, то он с радостью сделает предложение. Что и произошло в скором времени, в великому удовольствию краснеющей и смущенной Маруси.