Рядом с любящим сердцем

– Я приглашаю вас поужинать со мной на веранде, – бросила она через плечо, не глядя, пойдет ли он за ней. – Но наденьте рубашку, потому что у нас принято переодеваться к ужину.

Ларкин усмехнулся. Уинни Беллами была крепким орешком, как назвал бы ее дядя Виктор. По правде говоря, Уинни отлично вписалась бы в клан откровенных и высокомерных Волффов. Она была мягкой по внешнему виду, манерам и разговору, но в душе оставалась страстной и порывистой женщиной. Повезет тому мужчине, который отважится стать ее мужем. Жаль, что им будет не он.

Ларкин неторопливо обулся и застегнул рубашку. Когда он подошел к веранде, Уинни вынесла две тарелки с дымящейся лазаньей и миску с салатом. Пока Ларкин поднимался по ступенькам, у него урчало в животе.

– Вкусно пахнет, – сказал он, открывая дверь с противомоскитной сеткой и оглядывая уютный стол.

Только сейчас он понял, что Уинни переоделась. На ней было серо-коричневое хлопчатобумажное платье. Она надела цепочку с бусинами и соответствующие серьги-гвоздики, а волосы собрала в пучок на затылке. Сегодня она выглядела настоящей богатой наследницей.

Однако она была босой. Ларкин улыбнулся.

Сев за стол, она махнула рукой:

– Давайте поедим, пока не остыло.

Они ужинали в молчании. Возможно, Уинни устраивала тишина, но Ларкина распирало от любопытства. Он откинулся на спинку стула, потягивая кьянти.

– Я все-таки не понимаю, зачем вы этим занимаетесь, Уинни. У вас было несчастливое детство? Вы сравниваете себя с детьми из вашего приюта?

Казалось, она была шокирована его вопросом.

– Боже мой, нет. У меня были прекрасные родители. Даже если бы я разрисовала карандашом старинные фрески или танцевала голышом на их вечеринке, они не подняли бы на меня руку. Они по-своему не чаяли во мне души. Но они просто не знали, как вести себя с ребенком. Они ведь могли отдать меня в другую семью, но не сделали этого. Моя мать могла сделать аборт. Я всегда была благодарна им за то, что они меня родили, хотя я разрушила их упорядоченную жизнь.

Ларкин знал, что она не лжет. И он был в курсе, что она никогда не выходила замуж. Но почему она опекает женщин и детей, подвергшихся насилию? У каждого человека есть определенные мотивы поведения. Ларкин решил выяснить мотивы Уинни. Почему ему нужно было это сделать, он не понимал.

Когда почти совсем стемнело, Уинни тихо промолвила:

– Завтра мне понадобится ваша помощь. Я должна сообщить своим подопечным, что уеду в четверг. Я хочу, чтобы вы поговорили с ними и объяснили им, что они в безопасности. И что после моего отъезда их перестанут беспокоить вертолеты и странные люди.

– Я думал, там меня считают персоной нон грата.

– Я войду первой, а вы следом. Все будет в порядке. Вы располагаете к себе людей. Вы физически сильный и опытный человек, но никогда не обидите беззащитного.

– Откуда такая уверенность? – Ему действительно стало любопытно.

– Я не знаю точно и могу ошибаться. Но мне кажется, вы прирожденный защитник.

Ларкин подумал о том, как часто ночами прятал маленькую Анну-Лизу в своей постели. Малышка дрожала, пока они прятались от криков разгневанной матери. Ларкин всегда разрывался между братом и сестрой. Его брат Девлин был старше и крепче. Ларкин слышал, как мать бьет его, но брат ни разу не заплакал. Ларкину хотелось выбежать в коридор и колотить мать до тех пор, пока она не отступит. Но кто-то должен был защищать Анну-Лизу.

Поэтому Девлин в одиночку терпел припадки озверевшей алкоголички, а Ларкин умирал от стыда.

Он беспокойно поерзал на стуле. Он редко предавался воспоминаниям, но бесхитростная оценка Уинни вернула его в прошлое.

– Вы правы. Я никогда не наврежу слабому. Но не делайте из меня героя, Уинни. Я бываю эгоистичен, как любой другой человек.

Он помог ей отнести посуду на кухню. Свет в доме казался резким и неприветливым после уютной полутьмы веранды. Уинни наклонилась, загружая посуду в посудомоечную машину. Он знал, что миссис Кросс не скажет ни слова, если они оставят в раковине грязные тарелки и бокалы. Но он также знал, что Уинни по-особенному заботлива.

Ларкин прислонился к кухонному столу, пока она возилась с посудой. Когда Уинни наконец повернулась к нему, он протянул ей руку:

– Прогуляемся? Мы плотно поужинали.

Секунды молчания растянулись в минуты. Уинни выглядела встревоженной.

– Я не знаю, что случилось прошлой ночью, – сказала она, растягивая слова. – Но я не сплю с мужчинами, с которыми только что познакомилась. Даже если они из семьи Волфф.

– Мы просто прогуляемся, Уинни.

Она едва заметно улыбнулась:

– Прогулка не повредит.

– Вы обуетесь?

Она покачала головой:

– Я люблю ходить по траве босиком. В прошлом году я потратила на обустройство лужайки больше денег, чем на дом.

– Тогда я присоединюсь к вам.

Она округлила глаза, когда он скинул ботинки и снял носки, но ничего не сказала.

Когда они вышли из дома через парадный вход, Ларкин нарочно повел Уинни к главным воротам. Большая часть его сотрудников располагалась вокруг двух домов, а Ларкину хотелось уединения. Они шли рядом с озером, слушая тихий плеск от прыгающих в воде лягушек.