Рядом с тобой

До Вильнюса четыре часа на автобусе, и в субботу в полдень они вошли в магазин, а в половине второго вышли с белым, красным и черным комплектом белья, комбинациями, поясами для чулок, чулками и двумя пижамами. Себе мама снова ничего не взяла. В другом магазине купили белье Юрке и папе, но без блата, там и так все на полках лежало. Дома, объясняя, как все надевается и стирается, мама заставила Галю снова снять уютную хлопковую майку и такие же родные телу трусы и надеть черный комплект.

– Не кривись! Теперь ты должна носить только это. Та-ак, хорошо… Повернись. Галя, ты ж не старуха! Не сутулься!

– Оно противное! – Галя накуксилась и почесала под мышками – бюстгальтер, комбинация, пояс жутко «кусались».

– Привыкнешь!

– Не хочу-у-у… – захныкала Галя.

– Извини, дорогая, но ты должна привыкать, ты уже не маленькая.

– Я не хочу носить бюстгальтер, у меня еще ничего нет.

– Даже не думай! – возразила мама. – Не будешь носить – будет грудь как у Плёси.

Галя испуганно замолчала и представила себе Плёсю – она видела ее в общественной бане: необъятная, крутозадая, бока в складку, живот шаром, а на животе лежат два растянутых блина. Это груди. Она видела, как Плёся сворачивала грудь рулончиком и запихивала в бюстгальтер необъятных размеров – из него вполне можно было сделать две панамки для взрослой свиньи. А у мамы грудь красивая. Галя однажды услышала, как папа нежно сказал: «Люблю украинську прыроду и повну пазуху цицок…» Чулки оказались много противнее кусачего белья: их надо собрать, осторожно растянуть от мысика… Ага! Галя сразу сделала зацепку и перепугалась – чулки-то дорогие. Зачем мама тратится? Она же может носить простые колготки, рейтузы, гольфы. Мама посмотрела на дырку, на стрелку, на Галины ногти, пошла в спальню и оттуда вернулась с маникюрным набором. Детство закончилось!

Много лет спустя Галя вспоминала обо всем этом, и ей казалось, что мама, наверное, что-то чувствовала и поэтому спешила научить дочку маленьким женским премудростям, тому, чему учат более старших девочек.

Больше писем от Салмана не было. Галя стала молчаливой, мало гуляла и почти все время проводила в комнате. Но стоило калитке звякнуть, как она выскакивала во двор и заглядывала в почтовый ящик. Почтальон жаловалась, что она каждый день спрашивает, не затерялось ли в ее сумке письмо. Сумка-то большая. Петя за это время получил от Абу известие, в котором Абу сообщил, что Яха против общения Салмана с Галей.

«…Дорогой друг, я долго думал и решил написать тебе это тяжелое письмо. Я очень уважаю и люблю тебя и твою семью, мне больно писать об этом, но моя жена не хочет, чтобы Салман переписывался с Галей. У нее от всего этого болит сердце, она не спит по ночам. Твоя Галя очень хорошая девочка, у нее еще все впереди, и у нашего сына все впереди. Поговори с Галей, она умная, она поймет. С Салманом мы уже поговорили, он обещал не писать. Пожалуйста, попроси Галю, чтобы больше не писала ему.

…Как твои дела? Как здоровье жены, детей? Как дом? Ты уже топил баньку?

Пиши. Всегда твой друг Абу Бисаев».

Петя долгое время не находил себе места. Он разрывался между желанием показать Гале письмо, чтобы раз и навсегда закрыть больную тему, и страхом испугать дочку на всю жизнь. Как потом у нее все сложится? Сможет ли она верить мужчинам? Сможет ли полюбить?

– Я знала, что так будет, – сказала Вера, горестно качая головой.

– Почему?

– Они мусульмане.

– Да, они мусульмане…

– Послушай, надо сказать ей правду. Надо сказать, что чеченцы избивают своих жен до полусмерти…

– Абу не такой.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– И Салман не такой?

– Да, я это вижу.

Жена скрестила руки на груди:

– Ты должен показать ей письмо.

– Нет, только не сейчас.

– А когда? Ей об учебе надо думать, у нее восьмой класс на носу, а в голове ветер!

– Ты понимаешь, что это будет?

– Понимаю, – Вера тяжело вздохнула, – на дворе конец двадцатого века, африканцы женятся на белых женщинах, а тут… – Она пожала плечами и умолкла. – Знаешь, – после короткой паузы продолжила она, – если честно, я тоже хочу зятя из своих, чтоб свой был хлопец, а не какой-то там, – она фыркнула и не закончила фразу. – Так что я Абу и Яху полностью поддерживаю, – она подняла глаза на Петю. – Ты на него сердишься?

– Нет, – ответил Петя, и это была правда, – я не сержусь. Это жизнь, традиции… и не нам все это менять. Он навсегда останется моим другом.

– И братом? Он в письме ни разу не назвал тебя братом.

Петя задумался и продолжил:

– То, что мы вместе пережили, никогда не сделает нас врагами, мы навсегда останемся друзьями.

Он замолчал и почувствовал, что сердце сжалось – будто ушло что-то очень дорогое и важное…

Галя лежала в саду на раскладушке, пока ее не атаковали комары. Отмахиваясь от них журналом «Юность» с рассказом «История любви», она вбежала в дом.

– Кушать будешь? – спросила мама.

– Да.

– Что хочешь?

– Все равно.

– Галочка, ты же что-то хочешь?

– Нет, мне все равно. – Она схватила печенье-некондицию. – Чайник горячий?

– Сейчас вскипячу. – Мама взяла чайник и вышла на веранду.