Рядом с тобой

– Забудь эту женщину, она тебя не любила, – сказал Абу.

И Петя стал потихоньку забывать.

Оба учились на отлично, и после окончания училища их направили в кремлевскую эскадрилью. Весной сорок первого Абу женился, потом началась война и все пошло кувырком. Для всех. Чем дальше война отодвигалась, тем меньше Петя хотел о ней вспоминать. Но память не спрашивает, хочешь или не хочешь, она как навязчивая муха, которую видишь краем глаза и слышишь краем уха, как давно знакомая кинопленка, которую крутит невидимая, но настойчивая рука, перебирает и перебирает в голове кадры, один безжалостнее другого, вгоняя в ступор и заставляя чуть ли не выть. И только широко распахнутые детские глаза, в которых горела жажда жизни, глаза любимой женщины, в которых отражалась его любовь, не давали сойти с ума…

Была Курская дуга. Обоих подбили, и они провалялись в одном госпитале полтора месяца. Потом Петю сбили в боях за Харьков, – подставив свой самолет, он спас жизнь Абу и провел на госпитальной койке больше месяца, а в феврале сорок четвертого пришел день, перечеркнувший жизнь его друга. Полк стоял в Брацлаве, только отпраздновали двадцать третье февраля. Абу вызвали в штаб полка. Он возвратился и сказал, что ему предложили немедленно уволиться из армии и убираться к черту. Куда конкретно – энкавэдэ скажет. Еще сказали, что он враг советского народа, как и весь его народ, который уже вывезли с Кавказа за Урал, в Казахстан и в Сибирь. Петя сорвался со стула:

– Я еду в штаб. Я тоже увольняюсь!

– Я с тобой… Я тоже… – послышалось со всех сторон.

Летчики ребята отчаянные – возмутились и наехали на штаб: «Уволите Абу по национальной принадлежности – мы все уволимся». Абу остался, но сразу после войны его лишили звания героя и звезду забрали. Он поехал в Казахстан, а там никого из родных. Вообще никого! Два младших брата погибли на фронте еще в начале войны. А где же родители? Родня где? Горемычные соотечественники поведали, что от его села никого и ничего не осталось – энкавэдэшники не могли вовремя выполнить приказ Сталина и выселить чеченцев за трое суток, вот и уничтожили все высокогорное село вместе с жителями, более семисот человек за один день. Весь скот тоже постреляли. Два месяца Абу искал жену и дочь и нашел под Актюбинском. Жена родила ему еще троих дочерей и умерла, когда младшей исполнилось полгода. Вернуться на родину разрешили в пятьдесят девятом. Он вернулся не в село, а на равнину, в город Аргун, что рядом с Грозным. Друзья помогли построить дом, и в новый дом он привел Яху.

Гармаши подготовились к стройке к началу мая – повезло, что в леспромхозе была сухая древесина. Вымыли хату родителей, застеклили окна, собрали по селу кровати, столы, стулья, посуду. Верочка выписала в промкомбинате постельное белье, повесили лампочки, гардины на окна – окон всего-то шесть, Марковна дала керогаз, чайник. На работе Петя и Вера договорились, что на время стройки получат отпуск за свой счет.

Накануне приезда дорогих гостей с утра дул неожиданно холодный ветер, поэтому Галя решила надеть плащ, беретик с помпоном – его Марковна связала, и красные туфельки с белым бантиком. Под низ надела батистовое платье – отрез на это платье прислал ей на день рождения дядя Абу, а сверху кофточку. Юрка оделся в новый свитер и в штаны вдел ремень, тоже подаренный Абу. Ремень этот особенный, на нем пряжка ручной работы с изображением волчьей морды, а вокруг морды на арабском: «Бисмил-лахир-рахьманир-рахьим». Папа сказал, что это означает «Аллах с нами». Ремень этот Юрка надевал в особо торжественных случаях, а когда снимал, то пряжку оборачивал фланелевой тряпочкой, чтоб не поцарапать.

Марковна толклась в кухне, и по дому разносился волшебный запах жареной картошки, холодца и пирожков с капустой и вишнями. Холодец сварили из петуха и говядины, а не из свинины.

И вот они на автовокзале. Автобус дымит, урчит и медленно приближается к вокзалу.

– Абу! Братишка! – Папа взмахнул руками и бросился к автобусу.

Сначала вышли местные, а потом, с тяжеленными сумками в обеих руках, на деревянный помост спустились шестеро мужчин лет тридцати. За ними вышли дядя Абу, тетя Яха и Салман.

– Салам алейкум, брат! – Дядя Абу раскрыл объятия.

– Алейкум вассалам! – воскликнул папа.

Пока они обнимали друг друга, Галя стояла в сторонке и, прищурившись, рассматривала Салмана. Она видела фото семьи Бисаевых, но то было давнее фото, на нем Салману лет десять, а тут на тебе – высокий стройный юноша в модном джинсовом костюме, белолицый, волосы светло-каштановые с рыжинкой, лицо узкое, рот маленький, нос большой. И глаза такие синие! Вокруг смеялись, знакомились, хлопали по плечам, но она видела только его.

– Галя! – услышала она и вздрогнула.

Папа стоял напротив нее.

– Галочка, это дядя Абу, мой самый большой друг, мой брат.

Она улыбнулась.

– Я обязан твоему отцу жизнью, – сказал дядя Абу и обнял Галю. – Счастлив познакомиться с тобой. Ой, что я вижу? Знакомый батист!

– Я очень люблю это платье. – Галка зарделась, распахнув плащ. – Спасибо.

– Салман, иди сюда! – крикнул дядя Абу.