Рядом с тобой

– Я постоянно думаю об этом, просчитываю все возможные варианты. Я устала подозревать всех родственников и знакомых. Меня уже тошнит от этого. – Она наклонилась к Хелен и прошептала. – Я теперь думаю, не Алисия ли, часом, портит мне жизнь?

Ванесса ожидала, что Хелен тут же отвергнет эту идею, но Хелен вдруг нахмурилась, и выражение ее лица сделалось задумчивым.

– Алисия с удовольствием ставила бы тебе палки в колеса, если б это было в ее власти. Вполне возможно, что это действительно она посылала тебе розы и звонила по телефону. Даже, думаю, и платье могла разрезать. Она ведь знала, что это платье тебе дорого. Но вот чтобы убивать… Не могу представить себе ее с бейсбольной битой в руках, кидающуюся на очередную жертву.

– И я не могу, – призналась Ванесса.

– Ты не хочешь переехать с Джонни куда-нибудь, пока идет следствие? Можете перебраться ко мне и оставаться у меня столько, сколько хотите. Я буду только рада.

Ванесса едва сдержалась, чтобы не расплакаться. Ее переполняло чувство благодарности. Хелен протягивала ей руку помощи в такой тяжелый момент. Она не испугалась, не отвернулась от нее. Хелен настоящий друг. Ванесса накрыла своей ладонью руку Хелен.

– Спасибо тебе, но мы останемся дома. Не волнуйся, с нами все в порядке. И еще я хочу, чтобы ты знала – для меня очень много значит твоя поддержка.

Хелен сжала руку Ванессы, снова долила ей кофе.

– Ты стала сейчас совсем другой. После смерти Джима ты сильно изменилась.

– Что ты имеешь в виду? – с любопытством спросила Ванесса.

Хелен вернулась к столу.

– Когда ты только пришла работать в агентство, ты была очень замкнутой, отстраненной. Держалась со всеми холодно. Казалась неприступной – так просто к тебе не подойдешь, не поговоришь. Но вместе с тем ты выглядела очень одинокой.

– Да, так и было. – Ванесса вздохнула.

Что и говорить, живя с Джимом, она чувствовала себя невероятно одинокой. Некому было даже пожаловаться. Эбботы никогда бы не поняли ее проблем. Она была замужем за психически неуравновешенным человеком, которого обожали его родственники и всячески стимулировали к достижению успеха.

Болезнь Джима отрезала ее от внешнего мира. Она боялась приглашать в дом друзей, общаться с кем-то посторонним, потому что никогда нельзя было сказать, как это скажется на настроении и состоянии Джима.

Только сейчас вся картина собственной жизни отчетливо предстала перед ее глазами. Долгие годы она была узницей человека, которого уже не любила. И она захотела освободиться от своих цепей, чтобы окончательно не погибнуть в этом безумии.

– Мне нужно идти работать, – сказала она и встала. – В десять у меня встреча с Уэртами. Если сегодня они наконец не купят «дом своей мечты», я попрошу их подыскать другого риелтора. Я и так потратила на них слишком много времени.

Хелен добродушно улыбнулась:

– Иди, конечно, работай.

Ванесса торопливо допила кофе и затем пошла к своему столу. Открыла компьютер и стала ждать Уэртов. Присутствие Алисии она старалась игнорировать.

Скотт Уоррен был сильно расстроен и обеспокоен тем обстоятельством, что в ближайшее время по настоянию Ванессы Джонни сделает перерыв в своих занятиях живописью. Со смерти Джима прошло уже два года, но Скотт так и не смог оправиться от потери друга. И регулярные занятия живописью с Джонни стали для него тем чудодейственным лекарством, которое помогало ему сохранять иллюзию присутствия в его жизни Джима.

Скотт видел, что у Джонни большой талант. Его талант нужно было развивать и направлять в определенное русло. И то русло, в которое Скотт старательно направлял талант Джонни, очень сильно напоминало фарватер его отца. Это подсознательное стремление превратить Джонни в Джима частично уменьшало боль потери для Скотта.

Скотт любил Эрика, их связь с годами становилась все прочнее и дарила обоим вдохновляющее чувство единства судьбы. Проблема заключалась в том, что Эрик не был артистом, художником по своей сути. Страсть, одержимость, неистовство, непредсказуемость не были знакомы ему. Скотт же просто без всего этого задыхался. А Джим был олицетворением всех этих качеств, к которым прибавлялась еще и его гениальность.

Он подтянул к самому подбородку вязаный крючком афганский плед и достал из пачки бумажный носовой платок. Теперь к его депрессии добавилась еще одна неприятность – он простыл.

Скотт не мог вспомнить, когда он болел последний раз. Два дня назад утром он понял, что с ним что-то неладно. Голова раскалывалась, его била дрожь, и во всем теле была такая слабость, что казалось, еще мгновение, и он потеряет сознание. Пришлось лечь в постель.

– Ну, я пошел, – сказал Эрик, входя в гостиную, где на диване лежал Скотт.

Скотт бросил взгляд на своего любовника, отметив про себя, что Эрик был бесподобен в своем сером элегантном костюме и белой рубашке в тонкую синюю полоску.

– Хорошо выглядишь, – буркнул Скотт себе под нос.

Эрик засмеялся, чуть запрокинув свою красивую голову и обнажив ряд белых и ровных, как зерна кукурузы, зубов.

– А ты выглядишь просто чудовищно, – с сочувствием отметил Эрик.