– …Вот нет на свете справедливости. Сколько я людям добра сделала – и какой толк? Живу, как бомж, все от меня отворачиваются. Это правительство, чтоб оно в жизни радости не видело, все время на моих нервах играет. Позорную пенсию четырнадцать лар – и то вовремя не дают. Иногда сижу и думаю: надо мою пенсию получить, пойти к знающему человеку и сильное джадо[7] сделать на Шеварднадзе. За всех пенсионеров Грузии порчу на него напущу…
Этери еще собиралась продолжить изложение своих кровожадных планов, но тут с засором было покончено. Шекспир оглянулся на народную мстительницу и недоуменно спросил:
– А какой толк? Я слышал, джадо возвращается. По-моему, так лучше подождать. Все когда-нибудь кончается.
Этери, не терпевшая никаких возражений, разразилась известным причитанием:
– Уй, уй! Несчастный! Тебе б мозги, а мне бы деньги! – Потом почему-то остановилась и продолжила уже в другом духе:
– Тебя если не женить, совсем сбрендишь. – И, воодушевляясь своей идеей все больше и больше, заторопилась:
– А что, у меня и невеста имеется. В соседний двор одна культурная женщина ходит. Хевсурские шапки на заказ шьет, вышивку делает, скатерти вяжет. Всегда при деньгах. Жена, какая бы плохая ни была, все равно мужу тарелку супа нальет… Да, самое главное, – Этери сделала паузу, чтоб потенциальный жених успел переварить такое количество информации, – она, как и ты, верующая. Будете жить душа в душу.
Шекспир задумался: верующая, при деньгах и тарелке супа. И правда, чем не вариант?
Тут следует пояснить, откуда Шекспир прослыл верующим. У него, как и у всех уважающих себя людей, был свой закуток – несколько его ровесников собирались на параллельной улице попить пива в подвале. Туда заходил расслабиться и псаломщик Сергей из Александро-Невской церкви. Как известно, у кого что болит, тот о том и говорит. Шофер будет рассказывать вам про запчасти, доктор – о способах лечения, а псаломщик – о церкви. Из всего состава Сергея внимательнее всех слушал Шекспир. Особенно легли ему на сердце фразы:
Соседи – первые жертвы его красноречия – вначале испуганно охали от его нового амплуа:
– Ва, Шекспир, ты вообще хоть крещеный?
– А то как же, – отвечал он совершенно серьезно. – Меня ангелы крестили во сне, и теперь я Иван.
Соседи только отмахивались и крутили пальцем у виска. Потом и эта реакция притупилась…
Этери рьяно принялась налаживать мосты между предполагаемыми супругами. Зазвала к себе Магду-шапошницу якобы посмотреть товар. Долго перебирала шапки, где-то восхищалась, где-то критиковала работу, а между тем вклинила свое:
– У меня сосед есть – золотой человек, Шекспиром зовут. На все руки мастер. Хочешь тебе сантехника, хочешь – электрика. А кафель кладет – ммм… – Этери покачала перевязанной головой, будто вкушала рахат-лухум. – Президента в туалет не стыдно впустить. Только сейчас слегка перерыв у него – работы нет. А верующий какой: двадцать четыре часа о Боге говорит, как твое радио. Характер у него тихий, хоть по башке ему сковородкой дай – не заметит. С таким мужем сто лет проживешь – ни разу не поругаешься.
Магда вроде бы заглотила крючок: слушала, не перебивая. Только в конце уточнила:
– В какую церковь ходит? Кто у него духовник?
Этери не сплоховала и тут же достойный ответ нашла:
– А он во все сразу ходит. Я вас познакомлю, дальше вы сами смотрите. Пойдем сейчас к нему, будто ты хочешь кафель поменять.
Магда помялась для приличия, потом согласилась. Когда тебе тридцать пять, любая попытка – не пытка. И кандидат подходящий: с жилплощадью, при золотых руках и, самое главное, верующий.
Знакомство состоялось, и с легкой руки старой сплетницы дело скоро подошло к венчанию. Новоиспеченный глава семьи все материальные мелочи великодушно поручил своей второй половине:
– У женщин это все лучше получается. А у меня, как говорится, «мелких нет», а когда крупные появятся, все будет в твоем полном распоряжении.
Магда уверенно строила бытовые планы, а Шекспир поддакивал.
– Хорошо бы ремонтик сделать, – говорила новобрачная.
– А как же, – вторил ее муж. – Как деньги на обои наскребем, так сразу.
– Хлам я весь выкину.
– Тебе виднее, пусенька.
– Надо бы цветы посадить…
– Да хоть целую клумбу. Где-то у меня тут консервные банки валялись. Зачем добру пропадать.
Так, в любви и согласии, зажили двое верующих, на деле подтверждая, что семья – малая церковь.
Магда сделала генеральную уборку, посадила росточки по банкам, заплатила долги за свет. Шекспир, возлежа на чистой постели, смотрел допотопный телевизор и думал: «Хорошая вещь – женитьба. Богоугодное дело». И, оторвавшись от своих ласкающих душу думок, подал голос:
– Что там у нас покушать?
У Магды уже жареная картошка была наготове.