Рядом с зоопарком

— Понедельник… зоопарк не работает, темно. Пойдем к Петру Никаноровичу.

— Не, вроде ябедничаем, получается.

— Ну, тогда я домой. — Гриня втянул голову в плечи, сделался маленький и несчастный, как старичок-гном. Пошел, сунув руки в карманы куцего пальтишка.

И Федя пошел, но в другую сторону.

Глава восемнадцатая,

в которой мама Славика заламывает руки, сам Славик дерется с Загниленом, после чего старик в ботах лишается лысины, а вместе с ней таинственного ореола. Сценарий доигрывается до последней буквы, НО…

Валил снег, крупные его хлопья облепляли фонари, свет едва лишь сочился. Славик шел почти на ощупь и мог бы, пожалуй, заблудиться, но тут услышал, словно бы тихо и грустно заиграла труба. Так, должно быть, трубят слоны. Славик пошел на звук, не разбирая дороги, перелезал через какие-то заборы, падал в ямы, нестерпимо болел бок, но он шел и шел и вот наконец оказался перед ярко освещенными воротами зоопарка.

Несмотря на поздний час, в кассовом домике горел свет, слышалось неясное бормотание и слабенькое позвякивание монет, точно их пересчитывали. Из окошечка высунулась рука. Очень маленькая, с коготками, покрытая шерсткой, подставила ладошку. Должно быть, обезьянка. Все люди, наверно, ушли, а ее оставили вместо себя, обучив нехитрому ремеслу кассира.

В надежде найти какую-нибудь мелочь Славик обрыскал карманы, но, увы, не нашел даже самой маленькой копейки. Все равно, не поворачивать же назад из-за такой оплошности. Отойдя подальше от кассового домика, полез через забор. Прыгнул с него, лишь слегка зацепив штанину. Удачно приземлился на клетку, в которой жила волчица Белка. Белка сидела в углу и вздыхала, ее глаза горели в полумраке двумя жаркими огоньками. Стараясь не потревожить волчицу, прошел по прутьям клетки. Соскочил с нее, снова приземлился, но теперь уже на землю. Задрал кольчугу, потрогал живот — нормально, не лопнул. Крепкие, видно, нитки.

Было бы невежливо проходить мимо павильона Тюли, и Славик завернул туда. Сделав морду бульдозером, бегемот греб по дощатому настилу. Ноги переставлял едва-едва, толстые его мясы колыхались в прочных зеленых галифе, чудовищное брюхо чуть ли не ширкало по полу.

— Тюля, Тюля, — позвал Славик.

Бегемот подошел к барьеру, положил морду на верхнее бревно, отчего оно слегка прогнулось, открыл фиолетовую пасть. Так он мог стоять часами, надеясь, что рано или поздно в нее залетит какая-нибудь съедобинка в виде брошенного овоща или хотя бы случайной мошки, — тогда-то он бы и прихлопнул пасть. Славик достал больничную за три копейки булочку, но бросать ее Тюле передумал — и так толстый, да и самому могла пригодиться.

Славик заглянул еще в павильон слона. Слон задумчиво мотал головой. Туда и сюда, сюда и туда. Славик приблизился к нему, и слон, изогнув хобот (Юлька называет его поклоном), дохнул — будто вскрыли бочонок с невыбродившим теплым квасом. Славик снова достал булочку, откусил от нее самую малость, остальное бросил слону. Коричневые грустные глаза слона потеплели, и он снова покачал головой, поднял хобот, будто поправляя невидимые роговые очки, а потом опустил его и самым кончиком, который сделался как три пальчика вместе, поднял булочку.

Славик прошел мимо клетки обезьяны Большой Гоппи. Увидев его, она оскалила зубы. В павильоне птиц горели яркие ртутные лампы. Птицы вели себя неспокойно, кричали, каждая на свой лад, хлопали крыльями. Два пеликана дрались, скрещивая клювы, как шпаги. Пробежав павильон птиц, Славик неожиданно оказался на улице. Обернулся на кассовый домик, увидел лепящийся к нему пристрой. Раньше, каких-нибудь несколько минут назад, он мог поклясться, его не было. Славик подошел, потрогал стены пристроя, они были фанерными, толкни посильнее — повалятся. В замешательстве он открыл дверь кассового домика, вошел. За старинным с витыми ножками столом сидел человек в белом полотняном костюме и пил чай. Босые его ноги покоились на колченогой табуретке.

— Вы уже здесь, млдой чэк? — удивился он вторжению Славика. — Ну ладненько, все к одному концу. — С шумом прихлебнул кипятку. — Оказия, понимаешь ли, с ключом от обувного склада, приходится в ботах, а здесь, можно сказать, тропики. — И он сунул ноги в стоявшие под столом допотопные боты.

Славик прямо-таки рот открыл от удивления — так ведь это старик в ботах!

Старик в ботах привстал над столом да вдруг как заорет:

— А почему без стука входишь?! Ишь, ревизор нашелся! Выйди и зайди как положено!

Славик, придя в еще большее замешательство, вышел, прикрыл за собой дверь, постучался, услышал «войдите» и вошел.