Рязанский Вестник или небесная поэзия Есенина

что это не моё, мол, выраженье –

слишком просто и общо.

Увы, подчас моё воображенье и плоско и нищо.

Да, истощился клад былого назначенья.

О, где мои слова и где мои реченья?

Уж слишком далеко я залетел от милых сердцу мест.

Но много нынче дел. И главное из них –

поцеловать тебя за то, что ты, любя, меня не прерываешь.

СВИРЕЛЬ:

Ты сердце мне, любимый, разрываешь,

когда тоскуешь о земле своей.

И я хочу тебе сказать: Родной,

47

будь в нашем доме у моих родных не гостем,

а любимым человеком.

Чтоб знал, что это – твой дворец,

где ты хозяин, друг и брат.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, я ведь пред тобою виноват.

Я тут в твоих сестёр чуть было не влюбился!

СВИРЕЛЬ:

То сёстры Мамины. Таких людей

на Свете вряд ли встретишь.

Но если, милый, их приветишь,

то будешь счастлив во сто крат!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Так ты, моя родная, не ревнуешь?

Они ведь хороши как розы и тонки, как берёзки.

Наверное, завидуешь, и зря!

СВИРЕЛЬ:

О чём ведёшь ты речь! Свидетелем заря –

Я этих ангелов люблю, молюсь за них

и счастья им желаю.

И быть тебе в том доме я велю

в залог всеобщей радости и счастья!

В потоках нежности погаснет зло и ревность.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

О, ты, моя уральская царевна.

Целую я тебя в знак нашей дружбы

и нашего заветного труда.

СВИРЕЛЬ:

Я счастлива, родной, твоим вниманьем.

Целуй меня, моё ты наказанье.

Космической любви так нужен поцелуй!

Сентябрь, 1989.

Примечание: *Подшофэ – фр. – подвыпивши.

ОБНОВЛЕНИЕ

Пепел головы моей склонённой

Осыпался на поблекший век.

Так в тумане сыплют листья клёны,

Как ресницы с покрасневших век.

Но, однако, вижу: на свиданье,

Раздвигая молодую рожь

Сын Руси – и радость и страданье –

К Родине измученной идёшь.

С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.

СВАДЬБЫ

Свадьба, свадьба. Красная машина.

Парк Победы. Розовый букет.

Снова свадьба чья-то совершилась,

Прежний соблюдая этикет.

Помнишь ли, моё ты наказанье, –

После свадьбы милого дружка, –

На краю моей родной Рязани,

Нас манила лодка и Ока?

48

Свадьба, свадьба… Лёгкая походка,

Звонкий голос, лёгкая рука.

Разве знала Русь моя – молодка,

Что прощалась с милым на века?

С. Есенин, октябрь 1995.

СЧАСТЛИВ

Я счастлив тем уже, что жив,

Что всё вокруг живёт и дышит.

И треплет ветер синий стих.

И стих тот Русь родная слышит.

Я счастлив тем, что вороньё

Не залетает выше Неба

И что родимое жнивьё

Сулит Руси достаток хлеба.

Я счастлив, что поёт петух.

И этой песней спозаранок

Живой земной народный Дух

Разбудит города и страны.

В Душе опять оживлено

То счастье, что во мне бродило,

Как драгоценное вино,

В котором – красота и сила.

Златыми брызгами оно

Вокруг меня всё оживило,

Вернуло всё, что было мило

И нежностью озарено.

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Сегодня выпал первый рыхлый снег,

Пригнул деревья, разукрасил крыши.

Он нужен был Душе, как свежий хлеб,

Который вечно чем-то новым дышит.

Мой первый снег в Серёжин Юбилей,

Ты освежил прохожим настроенье.

Лети же снег, прохожих не жалей,

И освежи моё стихотворенье.

октябрь, 1995.

ГОРСТОЧКА СТИХОВ

Доля, доля, путник поневоле,

Край бродяжий, сутемень грехов….

Я оставил розовое поле

Ради этой горсточки стихов.

Полный терний путь Поэта древний.

Я далёк от ступ и закромов.

Я оставил Маму и деревню

Ради этих нескольких томов.

49

Мимо свадеб, всех красавиц мимо,

Залетая к Богу на порог,

Я оставил всех своих любимых

Ради этих неотвязных строк.

Тише, сердце, ради Бога, тише!

Приютившись на краю звезды,

Я оставил всех своих детишек

Ради всей словесной лебеды.

Каюсь, маюсь, речкой разливаюсь.

Слёз горючих в русло не собрать.

Я и нынче так же спотыкаюсь.

Но стихи мешают умирать.

Каждому стиху – своя страница.

Вот о чём мечтал и совершил.

Каждому из нас – своя синица,

Ведь журавль высок и легкокрыл.

С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.

ГУЛЯЙ-ГОЛОВА

Каждой косточкой чуял живое,

Каждой веткою шевелил.

Поле – горе моё ножевое,

Над бессонием отчих могил!

Я ходил по вселенским просторам:

Всюду люди и много беды.

И сплетались в живые узоры

Посох Неба и прах лебеды.

На задворках у дедовой хаты

Плакал камень, и ныла трава,

Что у внука Серёги куда-то

Покатилась Гуляй-голова.

С. ЕСЕНИН, октябрь. 1995

ГРОЗА

Гроза распахнула свои телеса,

Открыла глаза, осветив образа.

Гроза ты, гроза! Я и против и за.

А кто посерёдке – сдают тормоза.

Гроза! Ты семёркой убила туза.

Из глаз потихоньку ушла бирюза.

С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.

САМ

Сколота месяца синяя боль.

Скачет Душа – где село, где дувал.

Сам я назначил себе эту роль,

Сам же безусым себя отпевал.

Ветер по весям лизал купыри.

Время дробило зеркальность реки.

Сам отпевал я себя до зари,

Сам проповедовал краткость строки.

50

Утра хлебнувши на посошок,

Пушкину ветки рябины ронял,

В краткости жизни его превзошёл,

В громкости славы его догонял.

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

РОДНЯ

Близок был я к колыбели

Самого Христа,

Потому во мне и пели

Свет и красота.

Золотой насыпал пыли

на макушку Спас

Из того, что приносили

нам волхвы в тот час.

В дар я принял тот же ладан,

Божью благодать,

Чтобы вам стихи, как надо,

с Неба передать!

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

ЦЕРКОВНЫЕ СЛОВА

Мне церковные слова – как трава.

Я под этой муравой – с головой.

А к обедне коль меня позовут,