Ни в прошлые, ни в будущие дни!
Читателям, наверное, известно, что Серёжа Есенин был женат на внучке Льва Николаевича
Толстого Софии.
Брак оказался недолговечным. Существовало даже мнение, что Сергей боялся бороды Льва
Николаевича, которая мерещилась ему в каждом углу дома Толстых.
Сам Поэт в своём стихотворении, присланном России в 1995 году, так сказал о своём
мироощущении в этом помещичьем доме.
БОРОДА
Борода Толстого – это чушь.
Мнительность – большое наказанье.
Просто я на фоне этих Душ
Выглядел подростком из Рязани.
Сам себя крестьянином считал.
На меня со стен смотрели баре.
Мне казалось – в чём-то я отстал.
Здесь не место мне при самоваре.
Что-де затесался зря сюда,
Что постой-ка, дескать, на пороге.
На меня сердилась борода,
Напуская непогодь тревоги.
И хотел недаром я бежать,
123
Как Толстой – куда, не знаем сами,
Чтоб никто не мог бы провожать
Самыми последними словами…
ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ
Развёлся я с последнею женой. –
Зачем мне тяготы чужой любви и жизни?
Они ушли куда-то стороной.
А я лишь должен собственной Отчизне,
Да Матери, да всей своей семье,
Да *детям, что разбросаны по Свету.
Меня не обвиняли во вранье
И в том, что совести и чести нету.
И тем больнее общий их упрёк.
Они как ангелы стоят у изголовья
И языком невысказанных строк
Мне говорят: «Что сделал ты с любовью?»
Я принесу своей Отчизне в дар,
Своей Любви и Матери и Сыну
Своих стихов рябиновых пожар.
И грусть разлук пожаром тем отрину.
*
В моей судьбе три Тани тоже были.
Они же и остались навсегда
Сказаньем праведным неповторимой были –
Любовь, надежда, вера и страда.
МУЗА
Я с Музою резвился и шалил,
В луга её заокские заманивал,
Духи цветов на эти косы лил,
А иногда как женщину обманывал.
Она не укоряла шалуна,
Сносила всё покорно и без ропота.
И иногда лишь слышала Луна
Нелёгкий вздох и дуновенье шёпота.
Мне Муза поправляла завиток
На слипшейся от пота пряди думы
И теребила сбившийся платок,
Когда смотрел я смутно и угрюмо.
Но, Боже, как легко пускалась в пляс,
Когда резвели ноги, плыло тело,
Как в старину на гульбище у нас
Родная Муза сразу молодела.
Она не забывала обо мне,
Как Мать, сестра, любовница и дочка,
Будила бубны звонкие во мне
И утирала вышитым платочком.
124
НИМФА ЛЕТО
Я не забыл, как розовым рассветом
Скакал на неуёмном скакуне,
Как юная смешная нимфа Лето
Прильнула гибкой талией ко мне.
Она Серка за ухом щекотала
Развесистой кленовою лозой,
То плакала, то звонко хохотала,
Увлечена июньскою грозой.
То радугу ловила в горсть ромашек,
То подносила мне сирень к виску,
То рукавом берёзовой рубашки
Гасила налетевшую тоску.
Я принимал те ласки поневоле.
Во мне стихов зрел новый урожай.
А Нимфа Лето утоляла боли.
Я женщин никогда не обижал.
НЕСМЕТНОСТЬ
Несметен Мир, несметны короба
Моей мечты, осознанно освеченной,
Моей судьбы, перстом Иисуса меченой,
Несметны жизни Бога и раба.
Сам Человек и Бог, и раб себе
В своей звезде, могиле и судьбе.
САМ БЕНЕДИКТ САРНОВ…
Однажды в 1995 году в связи с предстоящим празднованием столетия Серёжи Есенина, по
Московскому радио выступал историк Бенедикт Сарнов.
В центре внимания был вопрос о том, при каких же обстоятельствах Поэт ушёл из жизни.
Сарнов безапелляционно утверждал: «Нет никакого сомнения в том, что Есенин сам
покончил с собой!»
Прослушав эту беседу, минут через сорок, я принимаю от Серёжи Есенина стихотворение:
Сам Бенедикт Сарнов как будто был
Свидетелем моих последних дней.