Ряженые

Медлительный спокойный басок Сергея Ковалева звучал над Иудейскими горами почти час. Хотя в стране не осталось ни одного человека, который хотя бы не узнал об этом, ивритские газеты печатать стенограмму не торопились. Рав Бенджамин сообщил, что, по его сведениям, вмешалась военная цензура. Рабочая власть до сих пор стоит перед Россией на задних лапках. Правда о Чечне и Ельцине - главнокомандующем "федеральных" карателей - им ни к чему...

Обычно Юра заглядывал к равву едва ли не каждую неделю. А, вернувшись из Москвы, отдал ему официальный визит, и все!.. Удивился своему необычному чувству неприязни к профессору-равву. Особенно, когда на память приходили картины Грозного, воссозданные Сергеем Адамовичем. Чаще всего, мальчишечка в провонявшем хлоркой больничном морге с пустой авоськой в судорожно сжатой руке. Мама послала его в магазин, а он здесь, в навале трупов... Почему-то не хотелось с раввом даже видеться.

Взыграл в Юре горячий израильский патриот, глубоко оскорбленный постоянным сравнением раввом отцов-основателей Израиля с большевиками. И ранее большевики были для него, советского зека, понятием не абстрактным. Но сравнивать первого Президента страны Хаима Вейцмана или того же Бен Гуриона с палачами Чечни?! С Крысоловами, сознательно истребляющими свой народ?!. Пролившими, всеми видами современной военной техники, моря крови гражданских, ни в чем неповинных людей. Старух, детей...

-...Рассуди сама, - объяснял-втолковывал он Марийке. Пожалуй, не столько Марийке, сколько самому себе: - в Израиле ведь не было, как в России, убийственного размежевания по "цвету": белые, красные, зеленые? Не было избиения единокровных по иезуитскому критерию: "КАКО ВЕРУЮШИ?" Скажем, используешь ли наемный труд? Не спекулянт ли мешочник, которых в России снимали с поездов и стреляли без суда. Словом, буржуй - не буржуй? А ежели партиец, не гребешь ли выше партмаксимума? И прочее тому подобное... Здесь такого самоедства не было и в помине. Никто никому ни в карман, ни в черепную коробку не заглядывал с целью - выведать и разоблачить... У всех, и у нищих, и у миллионеров-евреев была одна-единственная, объединявшая всех цель и идея: СТРАНА! Отчего же наш рав... ведь не бойкий газетчик, который ради красного словца не пожалеет родного отца, а - серьезный ученый-исследователь, выверяющий с научным тщанием любой вывод, любую формулировку, почему он так рубанул? Сравнил действия отцов-основателей с кровавым ленинским палачеством? И говорил ведь это не однажды. И в ешиве. И как-то даже на курсах гидов, у которых ветер в голове и которые тут же решили, что у раввина, конечно же! "чердак поехал"...

- Картина должна быть сбалансированной, - так завершил Юра свои объяснения Марийке, удивившейся холодку, с которым муж разговаривал со своим раввом по телефону. - В политических оценках неправомерно личные чувства возводить в абсолют. Пыхтеть и злобствовать, как дорогой рав Бенджамин...

Ивритские газеты по-прежнему не торопились печатать стенограмму, привезенную Юрой из Москвы. Снимали с нее копии, восторгались по телефону мужеством Сергея Ковалева, и только... Юра передал стенограмму Сергея Ковалева корреспонденту "Нью-Йорк Таймс". И там не спешили..

"Нью-Йорк Таймс" дало лишь сообщение агентства "Рейтер" о том, что Сергей Ковалев 1-го мая 1995-го выступил в Конгрессе США, в комиссии по безопасности в Европе. А затем даже решилось опубликовать выдержки из его официальной речи в Конгрессе о чеченской авантюре...

И, конечно же, все, как одна, и ивритские, и английские, и русскоязычные газеты, дружно оповестили своих читателей, что депутата российской Думы Сергея Ковалева наградили в Штатах медалью за героизм. И, более того, окрестили современным Сахаровым.

Спасибо, шелудивые, и на том!..

Глава 6.

ПОСЕЛЕНИЕ "ЭЛЬ ФРАТ". ФЕНОМЕНАЛЬНЫЙ СУЛИКО.

Но до этих дней еще надо было дожить. Много автоматного огня и арабских взрывов прогремело в Израиле до постоянно откладываемой туристской фирмой встречи наших героев в Москве; немало пролито крови пассажиров в автобусах, женщин, детей... Вернемся к тем дням, когда мысль о командировке в "пшенклятый Интурист" у Скряги-Тучника только родилась. Лили январские ледяные дожди девяносто третьего, полагали, более спокойного...

За белыми турецкими стенами Старого города, в тесной квартирке Аксельродов с видом на мусульманские святыни, неумолчно, как глуховатый колокол из Православной части Иерусалима, звенел голос Марийки: "Дом! Дом! Дом!"

Не было дня, чтобы Марийка не вспоминала о доме; дети, вскрикивая во сне, будили друг друга, Ахава снова болела, ей не хватало воздуха... Когда теснота, наконец, довела Марийку до слез, она позвонила матери в Тель-Авив, и, неделю спустя, та доставила в чемоданчике "дипломат" все оставшиеся у нее шекели с портретами неведомых ей израильских вождей ("Я их банкам не верю.").