— Но рыцарей только пятеро? — уточнил я.
— Не меньше, — согласился Гунтер. — Это Конкейн, Орандж с братьями, но среди тех, кто у костра, могут оказаться два-три однощитовых рыцаря.
Я задумался. Рыцари, как уже знаю по школьным урокам истории, — товар штучный, не так просто собрать рыцарей в одном месте больше трех, если не для пира или турнира. В тыща двести девяносто пятом году в Эссексе, крупном графстве Англии, было всего двадцать четыре рыцаря, не считая одиннадцати старых и больных, которые не в состоянии были даже взобраться на коня, а все потому, что снарядить рыцаря дороже, чем в нынешней деревне купить бронетранспортер. В сражении при Линкольне, едва ли не самой крупной битве в Англии в тыща двести семьдесят первом, с одной стороны яростно сражались восемьсот рыцарей, с другой — шестьсот. Погиб только один рыцарь, да и это считалось крупной потерей. Правда, сколько полегло простых воинов — никто не считал, да и зачем — простых набрать и снарядить проще простого. Простых везде как мух. И берутся откуда-то сами, как мухи.
— Похоже, — признал я, — леди Клаудии придется туго.
— Не просто туго, — сказал Гунтер с удовлетворением.
Я молчал, стараясь врубиться в ситуацию, но в голове пусто, ведь женщины и мысли вместе не приходят. В жизни обманывают только три вещи: часы, весы и женщины, видимо, этот Конкейн решил ответить на обман чисто по-мужски. Вроде бы и нехорошо так поступать с женщиной, все-таки слабый пол, но если этот слабый пол вздумать играть по правилам сильного, то что ж…
Зигфрид быстрым взглядом окинул расположение требушетов, количество всадников.
— Ей не выстоять, — произнес он. — Не знаю, что у нее за колдовство внутри замка, но отсюда ее замок разнесут по камешку.
— Не за одну неделю, — предположил я.
— Да хоть за год, — сказал он. — Насколько я слышал, у нее нет друзей?
— На помощь никто не придет, — подтвердил Гунтер злорадно. — Она всегда держалась от всех в сторонке. Все-таки… гм… колдунья, а здесь земли христианские…
— Зря не вышла замуж, — сказал я. — За кого-нибудь из соседних лордов. Или за дальних — неважно. Воинская мощь колдовству не помеха.
Гунтер хмыкнул.
— Иногда женщина не может найти себе мужа потому, что пьяные ей не нравятся, а трезвым не нравится она.
— Но она достаточно красива, — заметил я.
— Да, но колдуний у нас боятся… А ж говорю, что только по пьяни, когда ничего не страшно…
Даже в этом мире, мелькнула мысль, где еще не установились общие законы, а всяк феодал вводит свои, существует все же некая база, которой придерживаются все, пусть даже инстинктивно. Одни из таких законов зовутся моральными, это те, которые внутри нас, а другие — житейские, в том числе и такие, что всяк охраняет свой замок, не прочь, чтобы все остальные сгорели синим пламенем, однако же худой мир лучше доброй ссоры, и потому ссора со старым соседом хуже, чем с неизвестным, вторгшимся пусть даже к соседям.
Потому в этом крае, как и везде, сложилось некое равновесие, все следят друг за другом, никто не хочет, чтобы сосед вдруг внезапно нарастил мускулы, захватив замок другого соседа. Не потому, что тот был хороший, а потому, что растолстевший захватчик теперь сможет угрожать и мне…
Авантюрист либо должен пытаться захватить чужой замок с наскока, успеть до того, пока не подойдут с войсками соседние лорды и не заставят снять осаду, либо…
Гунтер повторил за спиной с нескрываемым злорадством:
— Теперь ей точно каюк.
Я вздохнул, окинул взглядом янтарный замок. Солнце чуть изменило угол, и стены заблестели чистейшим золотом. У меня чаще застучало сердце, словно смотрю на дивное произведение искусства.
— Но взять непросто.
— Камней вдоволь, — заметил Гунтер. — И дерева, из которого можно построить еще требушеты.
— А ее колдовство?
— Сюда не достанет, — заверил Гунтер. — Волшебники сильны только у себя, где все камни пропитаны магией. Но и там не спастись, вон Конкейн привел священника, видите? Тот с тонзурой рассеет все чары. Или хотя бы большую часть.
Я оглянулся на темно-зеленую стену леса. Над вершинами встревожено кружат птицы, не решаясь опуститься в гнезда.
— Тудор и Кабан в той стороне?
— Да, — ответил Гунтер, — но на помощь не придут, если об этом думаете. А в том березняке сейчас кто-то из людей барона де Пусе. Уж я его хитрые повадки знаю. Смотрят, потом поскачут с донесением к барону.
— Подумал, — признался я. — А что?
— Не придут, — убежденно повторил Гунтер.
— Здесь нет взаимовыручки?
— Только не с колдуньей, — сказал он с отвращением. — До этого она как-то ладила с Галантларом… Даже не ладила, у них была своя война друг с другом, но все-таки колдуны, друг друга поддерживали. А теперь одна. Конкейн просто успел напасть на нее первым. А так бы и Кабан тоже мог бы попытаться, хотя у него сейчас людей хватит только для обороны своего замка, но не для осады чужого.
— Значит, — произнес я, — выполняя в уме несложные подсчеты, — среди осаждающих рыцарей не больше восьми, это максимум… А вообще будем надеяться на пятерых. А раз однощитовые, то… однощитовые и есть однощитовые.